— Да. Но не смог, самочувствие не позволило. Тогда я попросил Гарри надеть мой фрак, несколько раз помелькать в подземелье и оставить для вас послание, в котором и были подсказки. Гарри худощав, такого же роста, как мы с братом, и мой фрак пришёлся ему по размеру. А почерк у нас с братом как две капли воды похож. Не поверите, отличить невозможно. Скажу больше, это выручало меня, когда учился в начальных классах гимназии. Латынь я не очень любил. Бывало, я заиграюсь в детской, а домашнее задание по классической филологии оставалось не сделанным. Выяснялось это только утром, когда старший брат проверял мой ранец и, не желая, чтобы в гимназии у меня появились нарекания, пока я завтракал, выполнял моё домашнее задание прямо в моей тетради. Вот так. Теперь вы знаете всё. А такую записку написать для меня не составляет никакого труда.

— Дорогой барон Стюарт, у меня нет слов. По меньшей мере, это выглядит несолидно с вашей стороны, говоря мягко. Вы полагали, что призрак — это лучший вариант в подобном деле? Неужели вы думали, что таким образом окажете мне помощь? — спросил Мейсон.

— Простите меня, Уильям, я поступил необдуманно, — оправдывался барон.

— Скажите, сэр Стюарт, а эпизод с женщиной, тоже ваша инсценировка? — Мейсон пробуравливал барона взглядом.

— Какой еще женщиной? Я ничего не знаю. Не в моём возрасте заниматься любовными интригами.

— Не о вас речь. Напомню, если вы забыли. Был случай, когда Якоб застал в подземелье, так называемого барона и его супругу. Теперь открылось, что роль барона исполнял ваш дворецкий, браво, — похлопал Мейсон, — а кому доверили роль баронессы Уокер? Подскажите, пожалуйста, нам, непросвещённым, — Мейсон с трудом сдерживал негодование.

— Ах, вот вы о чём, Уильям. Гарри симпатизирует служанке Марлен. Это правда.

— И что? У них роман?

— Я не расспрашивал его подробно. Он не так молод, чтобы крутить романы. Знаю из его рассказа, что Марлен в тот день убирала в комнате брата и баронессы, проветривала платья, шляпки, обувь покойной, постельное бельё, одеяла, вещи брата. Девушка заигралась, примеряя гардероб баронессы, вертелась перед зеркалом. Вдруг она вспомнила, что Гарри должен прийти и ожидает её в подземелье. Забыв переодеться, она побежала в том, в чём была. А когда появился Якоб, они разыграли любовную сцену, чтобы дворецкий поскорее ушёл. А он всё не уходил, сидел и держался за сердце. Потом вы подоспели, Уильям. Вот и всё.

— Это полное безобразие. И в нашем доме после такой трагедии, — вступила в разговор Элисон. — Дядюшка, я тоже удивляюсь вам. Вы меня очень расстроили. Вы ведь знали, что эти призраки не давали мне покоя, я писала вам, что не могла ни спать, ни есть, ночами они преследовали меня, и я часами блуждала по коридорам замка. Я лишилась покоя. Якоб принял на веру вашу игру, просто бредил, он то и дело говорил о призраках, бедный не мог себе представить, что это возможно в нашем доме, и при каждом удобном случае напоминал мне об этом. Он сам очень переживал после кончины родителей, сострадал мне. А Уильям проводил целые дни и вечера в нашем доме, по несколько часов просиживал с Якобом в подземелье, желая разобраться с вымышленными вами признаками, вместо того, чтобы выделить пару часов на отдых. Он на износ трудился, чтобы докопаться до истины и обеспечить мне спокойную жизнь. А вы этим временем решили затеять игру. Нехорошо это, бесчеловечно с вашей стороны, не по — божески, — высказала барону Элисон и расплакалась.

— Ты права, дорогая племянница, каюсь. Моя ошибка и моя вина. Дал слабину. Надо было всё рассказать Уильяму при первой встрече. Но вот видишь, не смог. Если можете, простите меня, старика. Клянусь, и в мыслях не было замышлять что-то против вас. Испугался, что арри замучают, а что я без него? Только он у меня и остался. Вот и растерялся. Простите, пожалуйста. Я очень виноват перед вами.

— Скажите, пожалуйста, сэр Стюарт, как вы узнали о том, где ваш брат спрятал завещание? Вы в своём послании упомянули об этом. Завещание ведь до последнего времени хранилось в конторе. Я беседовал с помощницей вашего брата и Георга, она мне сказала, что завещание находилось у них в специальной папке, она с ним работала.

— Ещё до отъезда на отдых брат был у меня. Я заметил, что он какой-то встревоженный, не такой, как всегда. В разговоре ичард поделился, что неспокойно у него на душе, никак не мог понять причины, с чем это связано. Всё говорил, что уже стар и близится его час. Я, естественно, уговаривал его выбросить из головы эти мысли. Он действительно был здоров, бодр, крепок. Перед уходом брат сказал мне, что, если с ним что-то случится, чтобы я передал Элисон, Георгу и Лиз, где он спрятал завещание.

— Получается, он уже тогда не доверял никому и поэтому не решился оставить документ в конторе, — предположил Мейсон.

— Выходит, что так. После случаев с ночными пришельцами в Бельфорсбруке он стал недоверчив к слугам. Вот такая грустная история получилась, — тяжело вздохнул барон.

— Да, весёлого действительно мало, — Мейсон не мог понять, как ему с таким мощным внутренним чутьём, проницательностью, умением выстраивать диалог с собеседником, извлекая из разговора самые нужные сведения, заставляя его раскрыться до конца, не удалось уловить подвох между фраз. Догадаться, что барон не договаривает и любыми путями уводит его от важнейших для расследования фактов. Мейсон считал этот момент своим упущением, и у него заметно испортилось настроение. Он в силу воспитания не стал ничего выговаривать барону. Для себя заключил:

«Странности старческого возраста и глубоко несчастного одинокого человека».

Гостей в храме собралось много. Не надо забывать, что в один день и час священнику предстояло сочетать брачными узами три пары: Уильяма и Дженнифер, Гарольда и Элисон и юную Эмили с Эдгаром.

Воздух пропитался трепетом и терпеливым ожиданием. Гости разговаривали шёпотом, не желая нарушить особую атмосферу, которая витала вокруг всех присутствующих и напоминала им: «Сохраняйте выдержку и спокойствие, постарайтесь не спугнуть птицу счастья, которая незаметно кружит над влюблёнными и благословляет их».