Оказалось, что с выбором я не ошибся, а конюшня была отнюдь не бывшей. Несмотря на внешнюю обветшалость здания, внутри было довольно-таки чисто, и, что самое интересное, в ближайшем к выходу стойле — всего их было четыре — находилась лошадь. Обыкновенная гнедая, я сам по округе ездил на такой же, но тот резвящийся конь не мог так быстро здесь оказаться. Чей же был этот и как он очутился в конюшне заброшенной в лесу усадьбы?

— Здесь еще кто-то есть кроме нас! — отметила очевидное госпожа легат, но стоило ей это произнести, как за дверью послышались шаги. Я даже стойло с лошадью открыть не успел! А теперь приходилось в спешке решать, что делать.

— Сюда! — я толкнулся в стойло напротив, но дверца не поддалась, следующая тоже, и лишь самый последний и самый темный закуток позволил нам укрыться.

Через щель между дверцей и ограждением я пытался высмотреть незнакомца, но тот, хоть и шумел нещадно, в остальном раскрываться не спешил. Единственное, что я сумел отметить были темный широкий плащ, под которым можно было скрыть фигуру любой комплекции, такую же темную шляпу, лицо же было замотано шарфом. И лишь когда он выводил из стойла коня, блеснули посеребренные каблуки сапог. Пижон!

— И что теперь?! — обеспокоенно прошептала госпожа легат, когда неизвестный покинул конюшню.

Я выскочил из нашего укрытия и бросился к единственному освещающему помещение окошку, которое было врезано в той же стене, что и входная дверь.

— Терр подери! — не удержался я от восклицания. Сквозь мутное стекло я успел заметить, что к уже сидящему в седле незнакомцу присоединился еще некто в узких черных ботинках и широкой темной юбке, которую не смог скрыть такой же широкий как у мужчины плащ.

— Что там? — не монашка к своему неудовольствию даже привстав на цыпочки, не смогла заглянуть в окно.

— Их двое, — пояснил я, уже отрываясь от окна и открывая входную дверь. Подозрительные незнакомцы, как и ожидалось, двор заброшенной усадьбы покинули. Зато прямо за порогом обнаружился отличный отпечаток, оставленный гнедым, и он — а на память я никогда не жаловался — точь-в-точь повторял тот, что я нашел у мельницы.

— И одна из них молодая женщина, — задумчиво добавил я, припомнив, как легко та вскочила спину на коня.

— Вы понимаете, что это и есть те самые преступники, которые совершали те жертвоприношения?!

— Это самое логичное предположение, — согласился я, направляясь в сторону ближайшему к конюшне сараю. — Иначе, что бы они делали в этом месте? Надеюсь, мы их не вспугнули.

— Думаете, они нас не заметили?

— Вряд ли, — ответил я после некоторого раздумья. Если бы эти пока незнакомые мне люди знали, кто мы и что скрываемся в конюшне, то не вели бы себя столь свободно. — Но могли услышать, — добавил я, намекая на излишнюю болтливость орденского легата. Та насупилась, но задавать вопросы не перестала.

— Даже если они нас не видели, то могли догадаться, кто мы, вернее, что это вы. Как вы думаете, они отменят из-за этого ритуал?

— Ну уж нет! Они и так слишком далеко зашли. Им проще избавиться от нас, чем отказаться от задуманного. Боитесь? — поинтересовался я, заметив, что госпожа легат остановилась.

— Нет, — она покачала головой. — Просто я вдруг подумала…. Впрочем, неважно. Как вы думаете, если они были здесь, чтобы подготовиться к ритуалу, то тогда проведут его очень скоро. Может быть, уже этой ночью!

— У нашего мэтра были соображения на этот счет. Мне он предсказывал, что пара дней у нас в запасе есть, но вы правы, можно ожидать чего угодно. Они вполне могут решить поторопиться.

С этими словами я дернул за дверцу сарая, и та поддалась неожиданно легко для простоявшего в забвении как минимум дюжину лет строения. Когда-то давно там, скорее всего, хранили сено или солому, уже не разберешь, но сейчас прямо на дощатый пол были свалены в кучу обломки досок, останки старой мебели, а из самой крепкой деревяшки торчал топор. Хороший, блестевший свежезаточенным лезвием топор, который никак не мог остаться здесь со времен бросивших усадьбу хозяев.

— А ведь это не просто куча обломков, — пробормотал я про себя.

— Сжигать корову в этот раз будут уже здесь, — словно почитала мои мысли госпожа легат.

В дом мы все-таки вошли, насколько это было возможно: гнилые, а местами и отсутствующие половицы, обрушенная лестница на второй этаж, заросшие мхом и паутиной стены и полное отсутствие вещей — видимо, в сарай снесли последнее — которые могли бы свидетельствовать о том, что здесь когда-то жили люди. Все это запустение создавало впечатление, что сама усадьба была покинута лет на пятьдесят раньше остальных построек.