Шрифт:
«С утра спешат все люди на работу…»
«Сон ли, дымка крымского пейзажа…»
«Забудется на миг. Потом двоится…»
Детство. Юность. Война
Музыка детства
Главы из поэмы
Дом
* * *
Что детство в людях примечало —Понять спешило поскорей.Так изучаем мы сначалаСвоих отцов и матерей.Мне многое казалось странным,Хоть шло своим все чередом.Мать неизменно, постоянноПод вечер покидала дом.А по утрам вдруг замолкала,Страницы книги теребя,Какой-то образ все искала,Зачем-то «уходя в себя».К обеду потеряв веселость,А за обедом аппетит,Часами пробовала голосИ говорила: «Не звучит!»Шла к двери с бледностью заметной,И я не знал, как понимать, —На пытку иль на подвиг смертныйУходит мученица-мать!А ночью голоса в переднейЯ различал, восстав от сна,И триумфатора победнейВходила в комнату она.С букетами в руках входила,С отцом беседуя, горда…Во всем спокойствие и сила.– Как пела? – спросят… – Как всегда!.. —А завтра снова начиналось:Под вечер – паника, испуг…И так не разомкнуть, казалось,Загадочный, волшебный круг.Но вот пришел мой день отрадный.Я был побалован судьбой.Мать придала мне вид парадныйИ повела меня с собой.Меня слепили ложи, люстра,Литавры, арфа – все подряд.И, полный радостных предчувствий,Я был посажен в первый ряд.Вот свет погас. И все затмилось.Минуты прекратили бег.С волшебной палочкою выросПередо мною человек.И не сравню других открытийЯ с царством звуков. Как сквозь сон,Внимал им шестилетний зритель,До основанья потрясен.То грома слышались раскаты,То будто затихал поток,То музыка звала куда-то,А то в ней слышался упрек.Поднялся занавес. Я вижуЧитающего старика.Придвинула свечу поближеЕго дрожащая рука.Я был знаком со стариками,Но этим все же изумлен —Он пел и разводил руками,Кому-то жаловался он.Вдруг пламя вспыхнуло на сцене.И из него явился черт,Зал оживился в то мгновенье,А я сидел ни жив ни мертв.Я был напуган не на шутку,А черт красиво начал петь.До полуобморока жуткоМне было на него смотреть.Но тут, вглядевшись в маску злую,Знакомого узнал я в нем.Не так черт страшен, как малюют!Я был отлично с ним знаком!У нас в гостях он не был гордым;Спокойный голос и шаги —Он был вполне домашним чертомИ ел с капустой пироги.И возгордился я тогда-то,Узнав того, кто предо мной;Ведь я вчера запанибратаБыл с настоящим сатаной.Но тут он вверх взмахнул рукою,Стена раздвинулась, и залУвидеть смог уже такое,Что я никак не ожидал.Ну и попал я в перепалку:Передо мной, ни дать ни взять,Сидит задумчиво за прялкойВ чужом нарядном платье… мать!И мне потребовалось личноНа сцене проявить свой пыл —Комично это иль трагично:Я к матери бежать решил!Как роли поменялись скоро:Теперь не я был в тупике.Я видел, как у дирижераДрожала палочка в руке.В меня растерянно уставясьИ не пытаясь скрыть испуг,Сам сатана и доктор Фауст,Как статуи, застыли вдруг.Но тут же я на поле бояПонес решительный урон,Как явствует само собою,Я был на место водворен. * * *
…Так я присматриваться началК оттенкам споров и обид.И выглядел уже иначеАктерский закулисный быт.Он показался в новом свете.Мне это причиняло боль.Артисты ссорились, как дети,Как лакомство, делили роль.…Мы с братом через щель забораВысматривали, как идутПоходкой гордою актерыНа праздничный, но тяжкий труд.Вот проплывают балериныС привычной живостью невест.Их жизнь, как вечные смотрины,Им никогда не надоест.А вот знакомые фигуры.Мне их немудрено узнать.То мой отец, усталый, хмурый,К театру провожает мать.Мне голос слышится тревожный,В нем нотки нежности, тоски:– Не простудись, будь осторожней.У вас там вечно сквозняки!Он вслед посмотрит ей печальноИ, будто для нее одной,Вдруг улыбнется нелегально,В душе гордясь своей женой.Да, жизнь в семье прошла не пусто.И ту семью я назовуСоюзом жизни и искусства,Кончая первую главу. Двор
* * *
Но я увлекся им и ею,Мне осветить уже пораИные – те, что поважнее, —Событья нашего двора.Имел привычку каждый день яБрать все событья на прицел,Я, как на личное владенье,На двор придирчиво смотрел.Вот как-то утром долетелиНеясные обрывки фраз:– Родную дочку проглядели…А где родительский был глаз?..У адвоката дочка Тоня.Тиха, смущенный, робкий взгляд…И эта скромница, тихоняСбежала ночью в Сталинград.«Преступница, но все же дочь ведь!» —Шептались. Адвокат молчал.– Обычно на любовной почвеСбегают люди по ночам!..Узнала Тоня, что пророчатРоссии тысячи невзгод,Что не построить им – рабочим —Свой первый тракторный завод.Краюху в узелок запрятав,Решив быть твердой до конца,Она покинула Саратов,Наш двор, и детство, и отца…Но судьи чести не уронят.Все мненья взвешивает двор.Взгляни, отчаянная Тоня,Тебе выносят приговор!Повсюду споры, ахи, вздохи…– Нет, наша Тонька молодец.– Ее дела не так уж плохи, —Замолвил слово мой отец.А тетя Катя: – Вы, «стратеги»,Что спорить? Истина проста:Порядка нет в таком побеге,Но сила есть и красота!... . . . . . . . . .С утра встречались мы с Кондратом.Так дворник звался. И причемВполне доволен был и рад он,Что так по-русски наречен;Он отмечал не без печали,Что в именах забыли толк —То новые изобретали,То за границей брали в долг.Ворчал наш дворник: слушать стыдно,Такой пошел в умах уклон;Дочь у Настюхи – Розалинда,Иванов сын – Наполеон!Но тут Кондрату бывший нэпманНанес решительный удар, —Внук назван им великолепноИ интригующе: Вомар!Сказал Кондрат: – Мудрёно слишком,Я за границей воевал,Там Вольдемар – я имя слышал,А вот Вомара не слыхал.Вомар – воинственным марксистомВдруг оказался. И КондратС насмешкой, с горькой укоризнойТвердил о том три дня подряд:– Ну и старик. Удумал штуку.Делишки очень уж плохи.Вот и решил прикрыться внуком,Коль не пускают в рай грехи.Кондрат имел свои понятья,Пофилософствовать любил,Он и с отцом и с тетей КатейЕдиномышленником был.Кто с дворником сравниться можетВ трактовке слабостей жильцов?Кого тоска какая гложет,Он мигом объяснить готов.И вот, глаза чуть-чуть прищуря,Посмотрит, скажет: – Ну, дела.В душе у тенора-то буря.Поклонница-то не пришла!Взглянул, как бы завесу поднял,Как будто тайну приоткрыл:– Они не в голосе сегодня, —
Конец ознакомительного фрагмента.