Охота же ему нарываться на женскую болтовню…

И вдруг я понимаю.

— Не знаю, как насчёт достопримечательностей, — а у самой уже зарождается улыбка, — но только совершенно случайно забрела я на одну улочку…

И я рассказываю о чудном переулке, петляющем, словно след громадного полоза, о спокойном водоёме с ракитами, стрекозами и лягушками, о каменном льве с тёплой, прогретой летним зноем гривой и о том, как приятно, словно живые, струятся под ладонью мраморные завитки. О печали скрипок, разбавленной светлой ностальгией кларнета. О Певце, застенчивых ивах, смолкших у воды и о том, как хорошо, что вслед поэту помчались друзья. О прелестных и немного наивных звуках менуэта и Духе Галантного века над танцующими парами и спокойной водяной, без единой помарки, гладью. Слова приходят сами, как будто "не память рабская рождает их, а сердце", и каждым словом, каждым новым образом я как ластиком прохожусь по тем, кто рядом. Я стираю следы их забот и каторжных усилий. Я их з а б а л т ы в а ю, как в детстве забалтывали меня от ночных кошмаров братья, увожу их в другой мир от того, с которым они до сих пор не могут развязаться.

А когда лица начинают постепенно светлеть, нахмуренные лбы — разглаживаться, перехожу на более оживлённый тон. И в самом деле, держать настрой, с которого начала, оказывается трудно. От напряжения в груди начинает дрожать какая-то жилка, словно натянутая струна. И чтобы её ослабить, я завожу речь о фанатах и подражательницах, о художниках-скандалистах и Мастере, о том, как Мишель забавно командовал своими подопечными…

— Надеюсь, ты там не экономила? — уже не так сухо спрашивает Мага. — Что-то я не заметил, чтобы ты особо потратилась.

— М-м-м… — Задумчиво чешу переносицу. — В общем-то, я обошлась без наличных. Тебе пришлют счёт.

Суженый мой изумленно вскидывается, а Николас хохочет. Даже паладины сдержанно улыбаются.

— Я говорил тебе, она освоится быстрее, чем ты думаешь, — фыркает Николас. — Ну, всё, брат, ты влип! Скоро обрастёшь счетами, как настоящий семейный человек!

— На кого-то надо тратиться, — только и отвечает Мага. И я с удивлением вижу, как взгляд его смягчается.

" Я тут кое-что вспомнил", — внезапно слышу я.

"Я тоже", — откликаюсь.

"Когда услышал твою музыку".

"Разве что-то было?"

"Да. Скрипки. Очень хорошая подача. Ты, естественно, как передающая сторона, услышать не могла, зато для нас хорошая картина получилась, озвученная. Что ты вспомнила?"

"Поезд".

"Потом наш приезд? Рассвет?"

Я не отвечаю. Смотрю в единственный здоровый глаз. И чувствую, как от горла к самому сердцу идёт тёплая волна.

Дробное постукивание выводит нас из временного ступора. Дон Теймур выбивает ногтями по столешнице затейливый ритм.

— Итак, донна, — как ни в чём не бывало, продолжает ГЛАВА, — похоже, день у вас удался. Были ещё какие-нибудь интересные встречи?

— Да! — говорю с удовольствием. — Чуть не забыла! Мы же полдня просидели с Лорой в кафешке! Никогда бы не подумала, что могу так обрадоваться. Ни с одним мужчиной так не поговоришь обо всём на свете, как с подругой!

Дон скептически приподнимает бровь, похоже — собирается возразить, но говорит лишь:

— Мага, это та самая Лора Кораблик? Амазонка? Это её девушки были в твоей группе? — Откидывается на спинку стула, задумчиво вертит в пальцах бокал с вином. — Ещё одно удачное знакомство?

— Может, и удачное, — растерянно отвечаю. — Мне вообще везёт на хорошие встречи. Лора как-то проговорилась, что ей пришлось несладко, когда она сюда попала, а мне как-то… да, всё время везло. Удивляюсь даже. Мне встречались просто замечательные люди.

— Все? — с иронией переспрашивает дон.

— Все, — простодушно подтверждаю.

Он смотрит на меня со странным выражением. Я чувствую, как начинают гореть уши. У моего же наставника довольно блестят глаза.

— Вот и я удивляюсь, — кротко отвечает дон. — Вы просто раритет, дорогая донна. Надо же, за столько дней пребывания — почти три недели в новом мире, и ни одного скверного человека?

— Ну… Если только Омар, — медленно говорю. — И… и те, двое…

Не продолжаю. И так ясно: те, кто мне пальчики оттяпали.

— Глупо, да, — говорю убито. — Но мне всегда хочется видеть в людях хорошее.

— Даже в Омаре? — внезапно спрашивает Николас.

— Он собирался обеспечить и обезопасить сына. Ребёнок поздний, для Рахимыча просто свет в окошке, конечно, хотелось оставить для него самое лучшее. Вот он и подумал — оставить сыну в наследство империю.

— А… — начинает Николас и вдруг поспешно отводит глаза. Кажется, я понимаю, о ком он хотел спросить. Смущенно опускаю очи долу, как будто меня застукали на чём-то неприличном. Рука суженого ставит передо мной вазочку со свежей клубникой.

— Кайсар прислал, — ставит он в известность. — Вернее, через него — та девица. Как её…

— Саджах! — выпаливаю радостно. Значит, с девочкой всё в порядке, оклемалась.

— Да, Саджах. Робкая, как газель, как она только храбрости набралась тебе яблоко кинуть… За что и получила.

"И я, по-твоему, тоже хороший человек?" — спрашивает в то же время язвительно. Ведь угадал, о чём братец чуть не ляпнул!

"Да", — отвечаю, помедлив. Вслух же говорю:

— Я даже не думала, что она так рискует. Получается, моя вина…