Тарик звонит в колокольчик у двери. Дверь распахивается через минуту и, слегка пригнув голову, дабы не задеть низкую притолоку, к нам выходит… негр. Когда он распрямляется, я понимаю, что по-настоящему высоких мужчин здесь ещё не встречала. Этот… приблизительно такого же роста, как наш Николай Валуев, и комплекции той же. Разглядеть и оценить его можно по достоинству, потому что всё, что на этом оливково-коричневом теле надето — это белоснежные шаровары, подпоясанные широким алым кушаком и золотой ошейник, украшенный крупными рубинами.

— Кайс, вот та, о которой тебе говорили, — скучным голосом сообщает маг. — Вымыть. Переодеть. Накормить. Ни с кем не знакомить. Вечером проводить к хозяину. Но сперва возьми Саджах. Вы! — это уже тюремщикам. — Марш отсюда. И передайте начальнику караула, что заработали по десять плетей. Приду — проверю.

Негр молча перехватывает девушку с плеча тюремщика и исчезает с ней в дверном проёме.

— Господин Тарик, за что? — осмеливается вякнуть первый страж.

— За порчу хозяйского добра. За то, что слишком много на себя берёте. За то, что глазели и не остановили своего приятеля. Вернусь — лично следы от плетей пересчитаю. И если хоть щепотку дури в карманах найду — назначу столько же. — Он кладёт мне руку на плечо, подталкивает к двери. — Проходи, что стала?

— Э-э… господин Тарик… — Стражи мнутся.

— Ну, что ещё?

— А как же… А надо её лично Кайсу вручить, а ведь вам за женскую половину нельзя, а нас вы отсылаете…

— Я дождусь Кайса здесь, на пороге. Вы её привели? Вы своё дело сделали? Проваливайте. Или вы думаете, что она от меня, мага, убежит?

Его жёсткая ладонь с такой силой придаёт мне ускорение, что я кубарем лечу через порог и врезаюсь в кого-то. Сзади, как крышка гроба, захлопывается дверь.

Я поспешно отлипаю от рельефного торса. Придерживая на вытянутых руках, Кайс скептически оглядывает меня с головы до ног. Как же мне надоели эти оценивающие взгляды, всяк, кому не лень, норовит меня просканировать и высказать своё мнение! Вот и этот туда же… Ореховые серьёзные глаза изучают, прощупывают, как какого-то куклёнка. Он бесцеремонно разворачивает меня за плечи спиной к себе, уклонятся от моего пинка — потому что в возмущении я пытаюсь лягаться. Я перехватываю насмешливый взгляд Тарика. Оказывается, и этот ещё здесь! А я-то думала — он вышел вместе с тюремщиками и дверь за собой прихлопнул! Что он тут делает? Ведь если я правильно поняла — маг распорядился отнести девочку в гарем, а мужчинам туда вход заказан, вот и стражи о том же блеяли. Ну, ладно, может, этот Тарик — наглый такой, или ему многое дозволено, но этот-то, Кайс, он здесь постоянно обитает… Евнух, что ли?

Дёрнув плечом, делаю попытку высвободиться. Меня снова поворачивают.

Кайс щёлкает пальцами, и как из-под земли рядышком с нами вырастают две девушки, тоже в одних шароварах и в ошейниках. Униформа у них такая, я уже поняла. Ткнув пальцем в меня, их босс коротко приказывает:

— В бани. Вымыть.

У меня, наконец, прорезается голос.

— А не пошли бы вы сами в баню! — не выдерживаю. — Я что сюда — мыться пришла?

Девушки отшатываются. Кайс смотрит на меня оценивающе. Но нормально смотрит, без злости, и к плётке, что за кушак заткнута, не тянется.

— Сама не пойдёшь — понесу, — коротко говорит.

Я демонстративно скрещиваю руки на груди. И в следующий момент уже разоряюсь у него на плече:

— Пусти сейчас же! Арап несчастный! Пусти, кому говорю!

Не обращая внимания на мои вопли и попытки достучаться кулаками до его совести, он проносит меня через весь двор, затаскивает в какое-то затемнённое помещение… Ёлы-палы, я снова ничего не вижу, на сей раз — попав с освещённой улицы в полумрак. Меня ставят на ноги.

— Женщина, — говорит Кайс хладнокровно, — будь поумнее, изобрази хотя бы видимость покорности. Ты своими криками весь гадюшник перебудишь, мне его полдня придётся успокаивать. Знаешь, чем это тебе грозит?

— И чем же? — спрашиваю сердито.

— Или придушат ночью, или отравят. Решат, что ты новая забава и их потеснишь. Тебе это нужно?

Мой пыл заметно охладевает.

— А что это ты обо мне так заботишься? — спрашиваю недоверчиво.

— Забочусь-то я о себе. Я тут за всех в ответе. Будешь делать всё, что скажу — останешься жива, поэтому слушай меня.

Я упираю руки в боки, как та рассерженная хохлушка, которой уже всё равно, над какой бровью у её мужа тюбетейка.

— Нет, это ты послушай, — отчётливо говорю. — Я вам не кукла здешняя, которой можно вертеть во все стороны. Я — Обережница. Понял? И командовать собой не позволю. И если не хочешь, чтобы тебя, как Али, под ручки отсюда вывели — не трожь меня. Понял?

Отчего это я такая смелая? Оттого, что вдруг ко мне приходит понимание: громила он или нет — а я смогу сделать с ним то же самое, что с не слишком высоким и не слишком добрым палачом. Смогу. Хоть сейчас.

Кайс возвышается надо мной как гора. Но по-прежнему ни один мускул не дрогнет на суровом лице. Он изучает меня, я — его.

Наголо бритый череп. Красивый, между прочим, у мужчин редко встречается голова такой совершенной формы. Плотно прижатые уши, приплюснутый нос слегка повреждён в переносице… Литые грудные мышцы, причудливая вязь серебристой татуировки во весь могучий бицепс, бычья шея… Откуда ж он такой? Да неужто действительно евнух? Может — в плен попал и его… это самое… и приставили сюда. А что, при нём не надо целый штат разводить, одного такого гиганта хватит для охраны местного курятника.

С двух сторон ко мне робко приближаются давешние служаночки.

— Раздевайся, — командует Кайс. — Что бы там дальше с тобой ни случилось — помыться никогда не помешает. Париться тебе нельзя, рана может открыться, обойдёмся малым. И руку перевяжем. Да меня можешь не стесняться, я тут на вас таких насмотрелся.

Но отходит и не спеша укладывается на кушетку неподалёку у стены. Заложив руки за голову, с преувеличенным вниманием изучает потолок, а девушки робко влекут меня к небольшому бассейну. И от одного вида чистейшей голубоватой воды, такой прозрачной, такой даже с виду и освежающей, и в меру тёплой всё тело начинает чесаться и свербеть. Может, хотя бы умыться? За время "отсидки" я уже притерпелась, но, знаете ли, несколько часов, предшествующих тюрьме, по пыльной дороге, поперёк лошади, головой вниз, на пропахшем потнике какой-никакой, а след на мне оставили.