— Да что тут разыскивать, — говорит он с досадой. — Вот у тебя за спиной целый женский корпус, а к нему как раз ещё один домик примыкает. Пойдём. Только уж не взыщи, охрана сперва проверит.

Я даже дар речи теряю. Временно. Родственник пожимает плечами.

— А как ты думала? Нет, ты, родственница, не спорь и дисциплину мне не разлагай, что ребятам положено делать — то пусть и делают. Надо будет — они у тебя и под кроватью заночуют, чтобы тебя защитить, но, надеюсь, до этого не дойдёт. Давай-ка, вставай потихоньку, да себя прослушай: всё ли в порядке? Ничего не болит, не тянет? Идти сможешь?

— Вроде бы, — прислушиваюсь к ощущениям. Нет, нигде ничего не болит. Встаю и, случайно задев, смахиваю со скамейки чучей, про которых забыла. Николас подхватывает куколок с травы, отряхивает, подаёт мне. Чучундрик с чувырликом слегка помяты, но выглядят по прежнему мило и задиристо.

— Гляди-ка, тот, что от земли, ещё работает! — невольно улыбаюсь и рассовываю обереги по карманам. — Ты подумай!

— Так и огневой работал бы, — Николас цепляет мою руку себе под локоть, — только он обожрался, больше тянуть на себя не может. Это ж из-за него мой дорогой братец отделался глазом да лёгкими ожогами, а ведь могло остаться не больше, чем от твоего заговорщика… Тарика, кажется?

— Обож… что? — в ужасе спрашиваю.

— Да идём уж, идём. — Родственник не рвётся вперёд, как обычно, а подлаживается под мой мелкий шаг и увлекает напрямки через садик к крылу основного дворца, к женской половине, той самой — в балкончиках и ажурных решётках. И снова, как несколько часов назад, кажется, что из-за резных загогулин и витражных стёклышек в меня летят, словно стрелы, острые недоброжелательные взгляды. — Файербол в твоего муженька наречённого врезался, у меня на глазах, между прочим. Я даже развернуться не успел, с тыла метнули… Осторожно, не споткнись, здесь корень, шагай выше. Мага-то в это время с гарпиями работал, сразу трёх в небе контролировал и, чтобы силы не распылять, снял защиту. Тут по нему и шарахнули. Его прикрывала девушка-лучница, так бедняжку спалило сразу, за какие-то доли секунды. Вот этих долей твоему чу…чуче, в общем, и хватило, почти весь заряд в себя втянул, огонь лишь по касательной прошёлся. Не жалей, Ива, не жалей ни о чём. Ты ещё легко отделалась.

Охранники меняют строй. Один заходит вперёд, зорко поглядывая, другой намеренно отстаёт. Николас задерживает взгляд на слепых окнах.

— Проверено и заблокировано, — впервые подаёт голос Тёмный рыцарь, тот, что сзади.

— Неужели сопротивлялись? — удивляется Николас.

— Ещё как. Разоружены и заперты.

Больше рыцарь ничего не добавляет, да ему и не положено общаться. Но по его тону можно определить, какого мнения он о подобных гуриях. Сильно я сомневаюсь, что разберут их по семьям… Хорошо, что окна заблокировали, ничем материальным не достанут, а от одних взглядов меня не убудет. Я тоже могу посмотреть как следует… Нарочно резко поворачиваю голову к ближайшему окну — и кто-то с шумом, роняя мебель, отпрыгивает вглубь комнаты. Пусть попугаются.

— Нашли того, кто в Магу стрелял? — возвращаюсь к рассказу Николаса.

— Да уж. Из восьмерых огневиков только двое людьми оказались, остальные своим же в спины палили, так что с ними разобрались на месте, по законам военного времени. Пришли, родственница. Подожди, пока ребята помещение посмотрят.

В небольшой домик, соединённый с основным корпусом широким навесом, проходит один из рыцарей; второй остаётся с нами.

— Так что у Маги с глазом? — не унимаюсь. — Это после файербола? Это навсегда? Прекрати сейчас же улыбаться, нашёл время!

— А мне нравится, что ты за муженька волнуешься, хоть он того и не заслуживает. Да цел у него глаз, восстановили уже, просто нервы глазные долго приживаются, ещё с неделю в повязке помучается. А признайся, он тебе таким ещё больше нравится?

— Иди ты! — огрызаюсь. — Ты хоть когда-то можешь быть серьёзным?

Он, улыбаясь, легонько подталкивает меня в спину.

— Вперёд, дорогуша, а то не ровён час случится какая неприличность — а мне отвечай. Да не задерживайся там! — кричит вслед, — а то лично проверю, не утянул ли тебя кто!

Миновав небольшой тамбурок с арочным сводом и стенами, украшенными росписью, оказываюсь в шестигранном зальчике без окон. Под куполом навешано в воздухе несколько светящихся белых шаров — должно быть, побывавший здесь передо мной рыцарь-маг постарался. От красоты помещения меня вдруг разбирает праведный кипеж. Ага. Значит, бедную полузадушенную жертву, кровью истекающую, можно и в сырой подвал отправить, и кувшин воды "забыть" предложить, в то время как у собственных баб в сортире — мозаичные полы, панели выложены изразцами, ниши с амфорами? С цветочками, понимаете ли, вместо освежителей, надо думать. И пока я сухими губами редкие капли с камней собирала, угорая от жажды, этим тёлкам даже пописать — и то с тридцатью тремя удовольствиями предлагалось…

Уединившись ненадолго в кабинке с настоящим фарфоровым стульчаком, выхожу оттуда, по-прежнему негодующая. Они бы сюда ещё павлинов запустили с цесарками! Отразившаяся в зеркале над позолоченной раковиной собственная физиономия, бледная, как моль, со здоровенным пожелтевшим синяком во лбу, наводит ужас. И этакий видок — после врачующих манипуляций сэра Майкла? Как же я выглядела д о них? Уж не из-за этого ли дон Теймур так и застыл на пороге, прежде чем подойти ближе? Каюсь, испытываю к нему нечто вроде признательности, ведь он ни словом не обмолвился тогда о моём плачевном состоянии, во всяком случае — напрямую, обошёлся намёками в разговоре с сэром Майклом.