– Только не его в том заслуга, жены, – холодно отрезала Инна.

Лена заметила, что от сдерживаемой ярости у подруги на шее вены вспухли. И Аня оторвала взгляд от узора на занавесках и с интересом взглянула на Инну.

– Заискивал Федор перед дамочкой, юлил, со страстным обожанием заглядывал ей в глаза, вскакивал из-за стола с нарочитой бодростью по всякому пустяку, чтобы угодить. Но, видно, привлек ее внимание все же тем, что был хорошо «декорирован». Вот и проявила железную хватку.

– Вряд ли бедная одежда могла бы послужить средством расположить к себе особу противоположного пола, в одиночестве посещающую рестораны. Ей треба «достойного» мужичка заполучить, отвечающего всем ее «вкусам». Федька представился руководителем крупной фирмы?

– Выдал себя за представителя русско-американского холдинга. Я не запомнила какого.

– Каждая женщина мечтает, чтобы ее красиво победили.

– Федор изгибался чуть ли не до пола, рассыпался в комплиментах. Но не блистал остроумием. Повторял многократно освоенное. Талантливый пустобрех и пустопляс.

– А-а, все-таки талантливый! – поймала Аню на слове Инна.

– Ха! Кладезь мудрости! Язык Златоуста да в голове пусто, – отозвалась Жанна и почему-то насупилась.

У Лены промелькнула неожиданная мысль: «Какую же боль таит в себе эта красивая, на первый взгляд счастливая женщина? Ну ладно бы Аня, всегда настроенная на человеческие горести…»

О подругах как о посторонних подумала.

– От дамочки несло, как от парфюмерной фабрики. Да и он был умащен благовониями сверх меры.

– Не знают, что излишнее увлечение духами создает эффект, противоположный ожидаемому, – презрительно подметила Инна.

– Но их это, кажется, не смущало, видно, привыкли к такого рода свиданиям. Федор был такой оживленный, ну прямо сиял от собственной значимости. Похоже, сам верил каждому своему слову! Все у них было комильфо!

– Такие особы поощряют неподобающую фамильярность, – опять заметила Инна.

– Бабенка без зазрения совести уминала деликатесы за обе щеки, а Федор водку глушил как воду. Наверное, до кондиции себя доводил. Не понимал, что в нетрезвом виде он глупеет, мельчает и вообще… Это дома он слабый, капризный, истеричный, упрямый и неоправданно грубый, а перед чужой женщиной гоголем ходил: здоровый, умный, щедрый. Как же, щедрость рождает в душе удовольствие! Вот, мол, я какой! Показушник чертов. Вот такущий букетище на стол перед бабенкой водрузил! И где только раздобыл? Может, заранее готовился? – Аня максимально развела руки в стороны. – Расточительно щедрый. Рыцарь бесподобный! Какая мощная харизма! Браво! Вообразил, что студенческий флер с него еще не сполз, молодежный налет не стерся. Колобок безмозглый: «Я от женушки ушел, я от деточек ушел…» Охотник за скальпами, то бишь за… потертыми сердцами. Показал всё, на что способен. И пошло-поехало у них... до неприличия. Дым коромыслом! Балаган устроил, целое представление. «Увековечил» свое имя посещением…

– На широкую ногу гулял. Вот уж оторвался! А то накатит старость – а это сокращение возможностей, – немощь, депрессии, а вспомнить нечего будет. Брюзжание да стоны, – ухмыльнулась Инна.

– Задействовал тяжелую артиллерию. А как же иначе? Все подвиги совершаются ради женщин! – в голосе Ани прозвучала презрительная ирония. – Кто он после этого? Негодяй? Безмозглый, тщеславный… – запнулась она, подыскивая подходящие слова, – тупой… самец. Когда нет никаких жизненных ориентиров, мужчины бросаются в подобную «любовь».

– В собачьи свадьбы. И без скидки на возраст.

«Причем здесь скидки?» – не сразу поняла Аня.

– Эмма не могла бы позволить себе так шиковать.

С нею Федор, наверное, щедр только на обещания. Сытно кормит ими? – поинтересовалась Жанна.

– Даже в этом скуп. За копейку вымотает все нервы. Слышала как-то их тошнотворную ссору. Он нападал.

«Как же мы любим клеить этикетки: негодяй, подонок, урод!» – вздохнула Лена.

– Строга ты с Федором, – удивилась Жанна.

– Я и к самой себе строга, поэтому имею право, – посуровела Аня. И посмотрела на подруг: поддерживают они или осуждают её ремарки?

«Почему Лена помалкивает? Отсидеться в кустах всегда считалось мудрым приемом политиков?»

– А дома Федька вялый, капризный, вредный, – опять напомнила Инна.

– Капризный! Мне смешно, когда я вижу надувшегося, капризничающего мужчину. Мужчина – и вдруг извечные женские хитрости и уловки! – с усталой издевкой сказала Жанна.

– Эмме не до смеха. Сколько раз она пыталась поговорить с мужем серьезно, а он, как изнеженная барышня, хватался за голову и стонал: «О, нет, я этого не вынесу!» и закрывался в своей комнате. Я сама много раз была тому свидетелем. А как он томно и кокетливо разговаривает по телефону, как жеманничает! Молодым он таким не был. А с какой любовью произносит свое имя! Умора! В нем мужское поменялось на женское? Как гомик ведет себя. Я по телеку видела таких уродов, – возмущенно сообщила Аня.

– А Эмма так-таки должна всё это выносить? Я бы Федьке показала кузькину мать! Он у меня лихо пересчитал бы спиной ступеньки лестницы от квартиры до улицы. Встречала я таких сволочей: втопчут женщину в грязь, унизят, подчинят, а потом еще требуют от нее беззаветной преданной любви.

– Дикость какая-то, – пожала плечами Жанна. – Поведение Федора, прямо скажем, обыкновенный неврастенический садизм. Резкий, суетливый, самоуверенный, хвастливый, для чужих расточительный – как все это в нем уживается? Не сумела Эмма постоять за себя, где уж ей мужа переделывать.