«Этого, прежде всего, не понимала его мама», – горько заметила Эмма. – Еще Федя не понимает главного: единственный смыл жизни человека – это сама жизнь. И дети – наше продолжение. А всё остальное, самое хорошее, пусть и трудное, вокруг них вращается, ради них достигается».

«В такой ситуации довольно самой малости, едва заметной трещины, чтобы разладить и без того ненадежное, разбалансированное устройство – ваш семейный механизм. А ты его чинишь, латаешь... сохраняешь ювелирное равновесие. Страшна в человеке слепая сила тупости, но еще хуже, если она сопряжена с хитростью, как у твоего муженька», – зло отреагировала я.

«Он услаждает плоть, не задумываясь о вершинах собственного духа. Ему кажется, что он по скромности упустил свою раннюю молодость и теперь лихо наверстывает, реабилитируется в собственных глазах. И тем творит ад в семье, – упавшим голосом делилась Эмма своей болью. – Как к такому приспособишься, если он шаг за шагом уничтожает все то, что было мне дорого».

«Да уж… Далек от сентиментальности. Федькины комплексы восходят к временам становления его ранней юности? Мысль не нова. Ах, у него ностальгия по утраченному!.. А у тебя что? Не хочешь быть с ним на одной волне? Думаешь, неприемлемо? Да-а… та еще задачка! Ладно, ладно, не кипятись. Знаю, что не твое. Ох и возьмусь я за твое перевоспитание!» – шутливо пригрозила я.

«Я говорила Феде: «Ты не скучаешь без семьи в командировках, в отпуске. Тебя не печалят болезни наших детей, ты не радуешься их успехам в школе, не развиваешь их способности. Дети у нас талантливые, особенно младшенький, а тебе дела до них нет. А я одна многое не успеваю, как ни стараюсь. Ты лишен даже того, что доступно животным – заботы о потомстве. Ты как медведь-шатун. Только о себе голова болит. Откуда в тебе это безразличие и первобытная жестокость? Нет, современная, изощренная… Богатые часто не признают чужих страданий, а ты вырос в очень бедной семье, был любим, балован по мере сил. Почему же не любишь и не балуешь своих детей? Считаешь, что мало получил любви в детстве? Нечего отдавать? Мы с тобой почти не разговариваем, ничего не обсуждаем. Ты не замечаешь тех, кто рядом. Ты вне семьи ищешь с кем делиться своими проблемами?» А он злится и уходит в свою комнату. Так ушел бы совсем!»

«Ты же сама ответила: был любим, балован. Жил бедно, но горестей особых не знал, разве что завидовал более зажиточным. И что самое главное – трудностей никаких не преодолевал. Я как-то сильный фильм посмотрела. Там молодой человек, не знавший забот и проблем поехал в глубинку хоронить свою няню. Машина его застряла в снегу. Он сбился с дороги и чуть не замерз. В деревеньке некому было сколотить гроб и он впервые в жизни взял в руки пилу и молоток. Потом по пояс в снегу добирался до кладбища и долбил мерзлую землю... Я думаю, домой он вернулся другим человеком. Федьке стоило бы получить хотя бы малую часть того испытания… А ты оберегала своего больного-притворного мужа.

Федька понимает, что ты по большей части в бытовых вопросах осведомленнее и опытнее его, но выглядеть побежденным не хочет. А на стороне, на словах он умница, герой! А это так приятно! «Заливай», пой соловьем, обещай что угодно…»

«Я уж и так и сяк к нему приноравливаюсь. Но он категорически считает, что если не по его, значит, плохо. Бесится, чуть ли не бьется в падучей. Артист. А что мне делать с ним, если он в откровенную глупость лезет, да еще требует воплощать свои с пылу с жару «великие» идеи? Тем более что сам ничего не делает, только командует. Хотя бы иногда соотносил себя и свои знания с чужим опытом. Я уж не говорю о моем. Любое «соприкосновение» с ним кончается ссорами и нервами. Мой муж – большой неблагодарный жестокий ребенок. По поведению ему всегда будет от пяти – максимум до пятнадцати. У него подростковый комплекс обидчивости, мнимого превосходства и эгоизма. Федя уже не станет по-настоящему взрослым, потому что это ему не нужно».

– У нас в семье закон: никогда не уезжать в командировку рассорившись. Мы даже спать не ложимся, пока не помиримся, – похвалилась Жанна. – А еще Коля не боится быть передо мной слабым. Я очень ценю искренность мужа и испытываю особую нежность, видя его беспомощным и немного смешным. Наверное, это и есть любовь, – добавила она очень тихо, будто чего-то побаиваясь.

– Некоторые мужчины всегда и во всем хотят оставаться детьми, чтобы их жалели, баловали, – подтвердила Инна. – Мой знакомый так объяснял мне причину своего развода: «Понимаешь, как это часто бывает с мужчинами, мне просто стало скучно. Захотелось легкости, яркой карнавальности, чтобы вновь почувствовать себя мальчишкой, испытать свежие чувства. В общем, потешить свое эго… Я тогда не думал, что предаю. Голова другим была занята. А вторая жена оказалась стервой. Я не выдержал ее прессинга. Она только требовала, а взамен ничего не давала. Вот тут-то я и вспомнил, какая мягкая, заботливая, ласковая и честная была моя первая и что дети – моя кровь, частичка меня и то, что полностью от них уйти нельзя».

«И что? Удалось склеить семью?» – спросила я.

«С годами. Но до конца жена так и не смогла меня простить. Не получилось у меня вынуть занозу из ее сердца. Я, конечно, старался, но себя все равно больше любил».

Я тогда подумала: «Не всякое предательство можно простить. Не всякая боль проходит. Не всякие долги можно вернуть». Я о моральных.

«И только теперь, когда ее не стало, я понял, что многого в своей жизни не замечал, не фиксировал, что ни слава, ни деньги, а жена была моей единственной судьбой».

«А как нам с вами бывает жутко скучно!» – сказала я ему напоследок.

7

Лене, наверное, все-таки удалось ненадолго уснуть. И она услышала только конец разговора Инны с Жанной.

– «…Федя никогда не просит прощения, сколь бы ни был виноват, он не уговаривает успокоиться и даже не отнекивается», – пожаловалась мне Эмма.

«Серьезно попросить прощение способен только сильный человек, а у твоего Федьки на этот счет слабо в коленках», – недовольно отметила я.