Как я не пыталась узнать, каким образом сотрудники пронюхали о скором разводе Влада, толку никакого: все знают, все уверены, многие надеятся, а откуда информация — никто не говорит. Ну и ладно, главное, чтобы о нашем романе никто не пронюхал, иначе у самого Влада могут быть крупные неприятности. Не думаю, что человеку в его должности, ответственного материально, можно позволить себе иметь роман с подчинённой.

В общем, шифруемся, как можем, и пока, вроде бы, хвала небесам, всё получается. Но долго ли? Загадка.

— Какие планы на сегодня? — спрашивает Влад, а я сладко жмурюсь, пряча улыбку в чашке утреннего кофе. — У нас всё-таки впервые за три недели общий выходной.

— Можно поехать погулять или…

— … в “Леваду” проехаться, на лошади покататься, — заканчивает за меня мысль, так точно угадав желание. Он всегда угадывает, всегда знает, что нужно сделать или сказать, чтобы заставить меня чувствовать себя самой счастливой.

Мы не говорим о любви. Но разве она проявляется в словах? Можно тысячу раз на дню сказать о чувствах, признаться в них, спеть красивую песню и подарить цветочек, а за спиной крутить романы и говорить гадости. Нет уж, лучше уж вообще молчать, каждый день доказывая друг другу, что всё это не просто так. Что всё это надолго.

Влад сидит напротив, а из одежды на нём только белоснежное полотенце, обмотанное вокруг бёдер. Капли воды после душа усеивают золотистую кожу, а я любуюсь рельефом мышц, и думаю о всякой радужной ерунде. Обрывки мыслей, тепло эмоций и радость текущего момента — это ли не счастье? Простое и понятное.

Вдруг телефонный звонок нарушает ленивый ход мыслей, а я напрягаюсь, потому что отлично знаю эту мелодию. Она стоит у меня на единственного абонента. По идее, самого близкого человека, а на поверку… ох, всё сложно.

Ладони мгновенно влажнеют, а на лбу выступает испарина. Смотрю на Влада, стоящего сейчас у подоконника и выпускающего струйки дыма в открытое окно. Снова курит, здоровье гробит… так, о чём это я? Телефон. Чёрт, да, нужно трубку взять.

— Аня, кто там такой беспокойный? — интересуется Влад, а я не знаю, как объяснить, почему панически боюсь снять трубку.

— Это мама, — пищу, потому что голос не слушается. Совершенно.

— Хочешь, я отвечу? — улыбается, а взгляд серьёзный, изучающий. — Ты как-то побледнела…

— Нет! — выкрикиваю и подскакиваю на месте. — Я сама!

Чёрт, снова паника, нужно успокоиться.

Пока беру в руки телефон, пока решаюсь нажать на зелёную кнопку, вызов обрывается. Фух, облегчение… сама потом перезвоню, когда решу, что говорить, а о чём промолчать. Но мама у меня женщина настойчивая, снова перезванивает.

— Анюта, у тебя всё хорошо? — волнуется, оставив в стороне ненужные приветствия. — Ты так долго трубку не брала, я уже себе всякого надумала!

Мама кажется не на шутку встревоженной, потому спешу её успокоить. Нет, у меня ничего не случилось. Да, у меня сегодня выходной. Конечно, я помню, что нужно хорошо питаться и вести себя прилично. Нет, меня никто не обижает, я могу за себя постоять. Само собой, я ложусь спать вовремя.

И так до бесконечности, одно и то же по кругу.

— Аня, я вот чего тебе звоню, — продолжает мама, — я к тебе завтра в гости приеду. Во-первых, очень соскучилась. Во-вторых, хочу увидеть, как ты устроилась в новой квартире.

Вот и приплыли. Что делать-то?! Что делать?

— А ты себя точно хорошо чувствуешь, чтобы в такую даль ехать? — предпринимаю робкую попытку остановить локомотив моей жизни, несущийся на полном ходу в пропасть.

— Не беспокойся. — Мама и правда, очень бодрая, непривычно оживлённая. И мне даже на минуточку кажется, что у нас снова всё хорошо. — В общем, завтра, прямо с самого утра, жди с гостинцами. Я люблю тебя, дочь.

И, не дождавшись моего ответа, вешает трубку.

— Всё хорошо? — спрашивает Влад, возникая бесшумно за спиной.

Нет, не всё хорошо. Всё очень плохо. Но, если Влад меня поймёт, если выслушает, то, может быть, мы с ним справимся? Вместе.

25. Влад

Аня, бледная, как стена, смотрит на меня огромными глазищами, в которых плещется чёрт знает что.

Ни разу за всё время нашего знакомства не видел такого затравленного выражения на её лице. И это, мать их, мне совсем не нравится. Что там могло стрястись? Умер, что ли, кто-то? Потому что, судя по панике, очень даже похоже.

Так, Киреев, думай, напряги фантазию и опыт. Что мы имеем?

Сначала было всё хорошо.

Позвонила мама.

Стало плохо.

Незатейливый сюжетец, однако.

Значит, проблема в этом разговоре. Но, простите, какого грёбаного чёрта Аня сейчас выглядит так, словно над ней дамоклов меч навис?!

— Все живы? — интересуюсь, чтобы сразу отмести в сторону самое худшее.

Потому что только смерть невозможно исправить, всё остальное — ерунда.

— Да… конечно.

Уже проще.