Аня запрокидывает голову и заливисто смеётся.

— Я же говорила, что ты невероятный?

— Не помню, потому можешь повторить.

— Ты невероятный, самый лучший, умный и невозможный человек из всех, кого я когда-то знала. И да, с тобой я счастлива.

— И это самое важное, а всё остальное разгребём, не бери в голову.

26. Аня

За всю ночь я так и не сомкнула глаз, вертелась с боку на бок, собирая мысли в кучку и выравнивая смотанные в клубок нервы, но волнение, казалось, только усиливалось. Несколько раз вставала, находила предлоги подольше задержаться в кухне: пила воду, ела наспех сделанные бутерброды, вкуса которых не чувствовала, даже попыталась курить, но эта затея быстро провалилась, потому что от горького вкуса табачного дыма и неприятного запаха стало ещё хуже.

В шесть машинально, на автопилоте, приготовила завтрак, разбудила Влада, но из-за нервов меня тошнило, потому еле-еле заставила себя выпить кофе, хоть Влад и смотрел осуждающе.

На работу впервые за три недели ехали вместе. Просто потому, что я не хотела оставаться одной. Пусть хоть лишние пять минут, но с Владом — с ним спокойнее, с ним увереннее. Всю дорогу молчали, а Влад держал меня за руку, крепко сжимая, передавая своё тепло. И оно согревало, разгоняло кровь, делало меня счастливее.

Вот так просто держаться за руку, не думая о плохом, оставляя в стороне все страхи и невзгоды. Именно этим утром, следя за дорогой через окно машины, я поняла одну простую вещь: даже если мир рухнет, расколется на части, я не оставлю Влада. И я буду драться, спорить и с Богом, и с Дьяволом, выгрызать своё счастье у судьбы зубами, но не уйду.

И от этого осознания стало легко-легко. И не волновало уже, что скажет мама, насколько крупный скандал закатит, обидится ли, начнёт ли истерить — неважно. Важен лишь мужчина, в молчаливой поддержке сжимающий мою ладонь.

— Так, я следы преступления все подчистил, — говорит Влад, останавливая машину в квартале от “Книгомании”. Показывает рукой на заднее сидение, где лежит большая спортивная сумка, набитая его вещами — теми, что могут пригодиться, пока будем жить врозь.

— Спасибо тебе, — подаюсь вперёд и целую Влада в губы.

Но Влад не даёт отстраниться: фиксирует голову рукой, второй обхватывает моё лицо и впивается в губы поцелуем. Он беспощадный, яростный, но в этом весь мой Влад: непризнающий полумер, с душой, протянутой мне на раскрытых ладонях.

— Всё будет хорошо. Ты же помнишь?

— Конечно, — улыбаюсь, целую напоследок в гладко выбритую пахнущую бризом щёку и выхожу на улицу.

Влад заводит мотор, и сквозь тонированное непроглядное стекло мне не видно его лица, но почему-то кажется, что он улыбается. Мне. И от этого ещё легче на душе.

Пятнадцать минут и я уже в магазине, где суета и круговорот событий не дают расслабиться. Мне нравится моя работа, нравятся покупатели, книги, сама атмосфера. Да и сотрудники, в общем и целом, прекрасные ребята, потому скучать некогда. И забивать голову ерундой тоже.

Но всё-таки расслабиться до конца не получается, и я постоянно смотрю на часы, отсчитывая невольно время до часа Х. Электричка должна прийти в шесть, и я даже отпросилась у начальства на полчаса, чтобы успеть встретить маму на вокзале. Нужно подготовить её к тому, что в моей жизни произошли кое-какие перемены, а это непростая задача.

“Не забыла о ресторане? Сегодня в восемь”, — приходит сообщение от Влада, а я прячусь между стеллажами и торопливо набираю ответ:

“Не забыла. Но если до девяти мы не появимся, вызывай полицию с собаками и ищите мой хладный труп”.

“Юмористка. Ха-ха-ха”.

В ответ посылаю лишь смайлик, показывающий язык, а Влад, недолго думая, присылает стикер, на котором мультяшный енот наказывает хлопками по малиновой заднице свою вторую половину, уложив её на колени.

Как ребёнок, честное слово.

Но стикер неожиданно веселит меня, и следующие пару часов порхаю по магазину, уверенная, что всё действительно будет хорошо. Потому что Влад обещал.

Возле кассы ни одного покупателя, до конца смены целый час, и я занимаюсь тем, что поправляю витрину, складывая на место перепутанные книги и выравнивая их, возвращаю “лицу магазина” товарный вид. Воспользовавшись паузой, охранник выходит покурить, оставив меня одну. Краем глаза слежу за входом, но там ничего подозрительного, да и перекур, обычно, не длится вечность.

Вдруг что-то твёрдое упирается мне в бок. Замираю, вытягиваясь струной. В моих руках тяжёлая книжка, и я впиваюсь в неё пальцами до хруста в суставах, до боли.

— Деньги гони, красотка, — шипение на ухо, а меня обдаёт странным сладковатым ароматом. — Быстро.

Первой приходит паника, следом за ней — злость. Но я стараюсь не делать резких движений, потому что остаться с дыркой в боку совсем не хочется. Что там у него? Нож? Пистолет? Мамочки.

Ноги ватные и дрожат, но я делаю глубокий вдох, чтобы рассеять паническую пелену перед глазами.