– Ну всё, пора.

– Стойте! – окликнула его Ида. – Откуда мне знать, что вы вернётесь?

– Верь, – отозвался незнакомец и зашагал к общей толпе. Ида осталась на месте, сжимая в руке золотую монету. Тётка обомлеет, когда увидит, сразу же заберёт и использует на свои нужды. Девочка не могла этого допустить. «Лучше я её спрячу и возьму с собой, когда поеду в другой мир», – решила она. Пробежалась глазами по детям, что расходились по своим каморкам, и тихонько последовала за одной малюткой, которой удалось урвать целых две лепёшки.

Еду, что привозили в поездах, бесплатно никому не давали. Обычно продавали за медяки или железные таны. Ида понимала, что на её золотую монету можно купить целый вагон еды, но не хотела тратить её. Она проследовала за малышкой до узкого проулка, где царил смрад, а под ногами валялись железные банки. В этих местах опасно было бродить в одиночестве, но многие ухищрялись. Догнав, Ида схватила девочку за плечо и плотно прижала к поцарапанной железной стене ближайшего строения. Та в испуге сжалась. Воспользовавшись этим, Ида вырвала лепёшки из её рук и бросилась бежать. «Даже консервным ножом угрожать не пришлось», – подумала она, слыша за спиной плач и просьбу вернуть украденное. Ида начала петлять между домами, чтобы за ней никто не увязался, и в скором времени добралась до своего. «Вот уж тётка будет счастлива», – сжимая в руках лепёшки, девочка едва удержалась от того, чтобы не съесть всё самой. «Потерпи. Скоро окажешься в мире лучшем».

Весь месяц Ида грезила о поезде, который умчит её в другой край. Девочка думала над условием господина, и пришла к выводу, что любит она очень немногое. Сначала она лишила себя удовольствия играть с мальчишками в камешки. Густав не понял этой внезапной перемены в сестре, а она лишь сказала, что выросла. Затем она перестала общаться с соседкой, всячески избегала её или притворялась больной. Не хамила тётке – и это давалось ей с большим трудом. Не выходила вечерами во двор, не слушала байки старого рыбака, который прожил на отшибе всю жизнь. Девочке всё чаще становилось тоскливо, но она чувствовала, что условие включает в себя нечто большее и она должна не просто абстрагироваться ото всех.

Гуляя как-то вечером по ветхому мостику над Лан, Ида прижимала к груди своё единственное воспоминание о матери: куклу, довольно жуткую на вид. У неё недоставало одного глаза и части волос, похожих на старый веник. Платье было ещё более потрёпанным и грязным, чем у Иды. Девочка внимательно рассматривала единственную игрушку, подаренную ей давно умершей дорогой женщиной. Она не была уверена, что тогда кукла выглядела лучше, но всё-таки у неё была целая одна игрушка, тогда как у многих детей не было ничего.

Девочка прижала куклу к себе, посмотрев на мутную воду реки. От неё исходил неприятный запах. Ида простояла на мосту около часа, прежде чем решилась бросить куклу в Лан, а сделав это, села и тихо заплакала. Примерно в тот момент она осознала, что опустошена, и всё же условие терзало её. Девочка не знала, что именно упустила, пока однажды Густав вновь не заболел. Тогда Ида и поняла, что привязанность и любовь к брату могут всё погубить. Тогда в её голову впервые закралась мысль об убийстве.

Йозеф подошёл к старинному столу, выполненному мастером на заказ ещё полвека назад. Красное дерево стало практически шедевром в руках умельца: вылилось в небольшую композицию с вихреподобным узором и тонкими резными ножками. Мужчина развернул на нём широкую карту. В воздух взвился слой давно залежавшейся пыли. Перед взором собравшихся возникли очертания империи: города, отметки дорог, рек, малых поселений. Леннарт опустился на старый диван, обитый кожей (послышался скрип), и закинул ногу на ногу, образовав на выглаженных чёрных брюках небольшие складки. В комнате царил полумрак и витал запах старины, который, казалось, въелся в стены – и теперь не выветривался. Разбросанные повсюду вещи гласили о неряшливости хозяина дома. Люстру и оконные рамы опутывала паутина. Под столом валялись крошки хлеба. Даже в холодном камине в беспорядке были свалены книги и документы.

– Итак, господа, начнём. – Йозеф поправил монокль и низко склонился над картой. Непроизвольно стало видно, что у него нарушенная осанка. Цилиндр мужчина оставил где-то на входе, и теперь тёмные сальные волосы были неестественно прилизаны к макушке. Леннарт закурил трубку, портя и без того спёртый воздух комнаты. Высокий мужчина с вытянутой формой лица, бакенбардами и соколиным носом. Он смотрел на всех спокойно и снисходительно. Не был до конца уверен, доверяет ли всем в этой комнате; а его добрый товарищ, казалось, напротив, не беспокоился по этому поводу. Его мысли занимали идеи.

– Мы сейчас здесь. – Лисбет, молодая девушка-иммигрантка, поставила свой тощий палец на точку с подписью «Рагон». Малый город в южной части империи, находящийся недалеко от «неофициальной столицы». – Планируете переместиться в Танир, а затем на север?

– Не проще ли двинуться к Юме? За ней и Трэлт, – послышался хрипловатый голос пожилого мужчины. Он опирался на трость, но не садился, как ранее это сделал Леннарт. Худощавый и в морщинах, он вечно щурился, потому что плохо видел. В крайних случаях лез в карман, откуда доставал лупу, – и склонялся над предметом своего интереса. Так он сделал и сейчас. – Если две колонии встанут на нашу сторону, будут силы противостоять империализму.