Первые дни в замке мне запомнились смутно, словно в полусне. Чувствовала я себя отвратительно — нещадно болела голова, словно её сжимал обруч, который снять не было никакой возможности. Волнами накатывала тошнота, а все мышцы периодически дёргало, словно электрическим током.

За мной ухаживала маленькая служанка Эриока — почти обычная девочка лет десяти, но ушки заострённые, и язык не повернётся назвать это стройное чудо домовым эльфом. А спросить, как зовётся её раса, я постеснялась.

Эриока убирала щелчком пальцев последствия особенно сильной тошноты, поила меня какими-то зельями и периодически протирала всё моё тело губкой, смоченной в странной желеобразной субстанции, что приносило неимоверное облегчение каждому участку тела. Стесняться я перестала почти сразу, как-то не до того, когда так плохо. Мысль, что в таком жалком виде меня увидит кто-то из обитателей замка, а тем более Тобиас, приводила в ужас.

После каждого протирания губкой с лёгким массажем, наступало блаженное забытьё, которое трудно назвать сном. Не было ни сновидений, ни ощущения отдыха. А с утра снова начинались подёргивания мышц, в голове плескалась боль, а тело скручивало от очередных спазмов. Казалось, что эта странная болезнь длится бесконечно и не закончится никогда.

Мне привиделось, что в один из дней, когда я почти забылась очередным сном, кто-то тихо вошёл в комнату и заговорил с Эриокой. Причём я слышала только шёпот и очень надеялась, что пришла леди Мор, а не кто-то из остальных обитателей замка. Потому что большую часть дня я проводила вообще без одежды.

— Мышечная масса продолжает стабилизироваться, — кажется, так выразилась моя маленькая сиделка, — И я боюсь, не повредит ли это им…

— Нет, — ответила Леди Мор, если это была она. Посетительница стояла почти вплотную к моей лежанке, но глаза открыть я просто не могла — мигрень только этого и ждала, чтобы вцепиться в меня с новой силой. — Это не принесёт им вреда, напротив, укрепит, сбалансирует развитие, и сделает безопасным дальнейшее пребывание в…

Последних слов я не разобрала. О ком они могли говорить? Неужели с Тоби происходит то же самое? Что же это за замок такой, для пребывания в котором надо адаптироваться таким зверским способом? И самое главное — не вырастут ли у меня после этого ушки или тот же хвост? Честно говоря — не хотелось. Я твёрдо была намерена вернуться в свой мир — ну тот, где я жена Тоби и мама Северуса — и очень «тепло» поговорить со Сметвиком. Но где-то в глубине души, я подозревала, что просто заболела какой-то гадкой болезнью, потому что — ну не может адаптация длиться так долго.

Всё плохое когда-то кончается. И эта болезнь однажды вечером просто прекратилась, словно и не было. И я как-то сразу поверила девочке, которая среди полного затишья со стороны моего организма, вдруг мягко сообщила, что курс реабилитации закончен и скоро я смогу жить нормальной жизнью. После её слов, я ощутила себя измученной вконец, грязной и безумно несчастной — хотелось выспаться, а для начала всё с себя смыть. Сколько длилась болезнь — неделю, или дней десять, я не запомнила. Все дни слились в один бесконечный мрак. Я даже радоваться не могла, что всё позади. Пока не могла.

Эриока приготовила шикарную ванну с розовой пеной, благоухающей каким-то очень приятным цветочным ароматом. Мне не позволили мыться самой, да я и не стремилась, а может, и просто не смогла бы. Слабость напала неимоверная, охватившая всё тело. Веки налились тяжестью и норовили закрыться. Руки было не поднять, не то что как-то ею действовать. И я не сопротивлялась — к рукам Эриоки уже успела привыкнуть. Девочка была ловкой, предупредительной, и хорошо знала своё дело. Намылив меня с ног до головы жёсткой мочалкой, она взялась за волосы, после чего я просто уснула от приятных, убаюкивающих ощущений.

Следующее пробуждение оказалось куда более радостным. Проснулась я с чувством, что мне Хорошо. Именно так — с большой буквы. Тело блаженно и радостно ощущалось совсем здоровым. Слабость исчезла бесследно. Голова не болела, мышцы не дёргались, глаза больше не заволакивало туманом, а желудок и не думал бунтовать.

Видимо, Эриока отлевитировала меня в комнату — я уже поняла, что она это умеет. Потому что лежала я в постели с белоснежным бельём, мягкой подушкой, так и манившей снова прилечь, и очень уютным почти невесомым одеялом.

Валяться дальше я не стала, внутри появилась жажда деятельности, и выспалась я просто на загляденье. Поэтому, услышав какие-то невнятные звуки со стороны распахнутого окна, я бодро вскочила, бросаясь к окну в своей старомодной ночной рубашке до пят, но зато с глубоким вырезом и пеной кружев вокруг декольте. Странная мода.

Я замерла, поражённая и где-то даже восхищённая. Окна моей комнаты выходили во внутренний двор, где мой муж в данный момент изучал искусство какого-то единоборства. Поражало, что действовал он ловко и уверенно — все эти развороты, прыжки, перекаты. То, как он падал, мгновенно перекатываясь через голову и уходя от удара противника, как легко вскакивал одним слитным движением! Как-то не замечала в нём прежде таких умений. Противник у него — тот самый молодой парень, имени которого, к стыду своему, я не помнила, был явно мастером своего дела. Он заставлял Тобиаса защищаться, крутясь как юла, и негромко комментировал каждый удар. Пару раз ему удавалось уложить мужа на лопатки, после чего шли объяснения ошибок. Тоби замирал, кусал губы, что-то говорил, и тренировка начиналась по новой. Иногда я просто не могла уследить за их движениями, а порой морщилась, когда Тоби особенно сильно доставалось. Представляла, сколько теперь будет синяков на его теле. А может и переломов рёбер или, к примеру — челюсти. Последний удар как раз мог нанести такую травму.