Муж широко улыбнулся, что-то там воскликнул, понукая коня сапогами, и рванул вперёд. Ну а моя коняшка радостно припустила за ним вдогонку.

Я уже не за поводья держалась, а за луку седла, привстав в стременах, словно это помогло бы мне ловчее спрыгнуть.

Я бы и глаза зажмурила, но сильно боялась свалиться в пропасть вслепую. Дорога как раз шла вдоль обрыва и далеко внизу слышался шум волн, разбивающихся о берег.

Только две вещи утешали меня в этой безумной скачке: что, во-первых, трясти стало меньше, а во-вторых, есть, кому высказать после всё, что я о нём думаю.

Скачка длилась до самых холмов, что виднелись впереди неким возвышением, отмечающим середину пути. Сразу за вершиной имелся неширокий деревянный мост через узкую, но бурную речку.

Тоби сбавил ход и мирно преодолел препятствие. Я едва не полетела в эту речку, когда кобылка затормозила вслед за скакуном, и поняла, что вся трясусь. Отдавшись на волю судьбы и довольно вяло реагируя на широкие просветы, встречающиеся в этом самом мостике, мы с кобылой легко преодолели препятствие.

— Ты как? — поинтересовался Тоби, развернув коня и подъехав ближе. Разрумянился на ветру, хотя при его загаре это и не слишком заметно. Глаза блестят, улыбка как у голливудских актёров. Дорвался кто-то до мечты.

И ведь ничему меня жизнь не учит.

— Прекрасно! — говорю. — Просто потрясающе!

— Тогда догоняй, — обрадовался этот толстокожий представитель сильного пола, развернул коня — красиво, как в кино, и гортанным возгласом снова отправил его в галоп.

Но хоть тут я не сплоховала — натянула поводья изо всех сил, тормозя свою резвую кобылу. А после того, как та нехотя остановилась, и вовсе выпростала ноги из стремян и сползла без всяких ухищрений прямо в траву.

Намерение вести её в поводу сразу выполнить не удалось. Хотелось поцеловать землю, как моряки, возвращающиеся из далёкого плавания, и остаться лежать. Кобылка немножко отошла, и мне было совершенно все равно, решит она сбежать или останется. Забираться на неё снова не входило в мои планы.

Не знаю, сколько пролежала так, раскинув руки и ноги и бездумно разглядывая лёгкое облако в голубом небе, напоминающее мне голову моей лошади. Боялась, что теперь она мне ещё и сниться будет.

Голова Тоби нависла надо мной, закрывая это облако. На лице тревога.

— Эль? Ты упала? Где болит?

Я блаженно позволила ему ощупать конечности, не желая признаваться в трусости.

— Всё в порядке? Да что случилось-то?

Он уже перешёл к рёбрам.

— Ничего, — буркнула я, — просто отдыхаю. Больше. Я. На эту. Лошадь. Не сяду!

Руки мужа замерли на моих плечах, в лицо ему я смотреть не хотела.

— Понятно, — пробормотал он. — Как бы тебе вернуть бодрость духа?

Его задумчивая фраза меня насторожила. А когда руки поползли вниз, накрывая грудь, возмущение заставило вывернуться и вскочить на ноги.

— Тоби! Ты о чём вообще думаешь?

Он легко вскочил, подходя ближе:

— О тебе, — усмехнулся и притянул за талию, обнимая.

Целовался он так, что я успела забыть о другой вселенной.

А потом пришлось торопливо зашнуровывать рубаху, оказавшуюся распахнутой. А всё потому, что вдали раздался приближающийся топот копыт.

Я не знала, за что хвататься — за лук со стрелами, из которого не умела стрелять, или бежать к кобылке и удирать верхом.

Потому что совсем непонятно, кто к нам приближается из-за холма, и давно ли этот кто-то скачет по нашим следам. И вообще — не его ли коней мы увели?

Тоби был более спокоен. Подвёл меня к своему скакуну, развернув лошадку так, чтобы она была между нами и неизвестным.

Всадник, наконец, появился над гребнем холма, замедляя ход, преодолел мост в две секунды и затормозил возле нас.

На вид это был старец с седыми волосами и длинной тонкой бородой. Но в седле он держался как молодой. На лице светилась ироничная улыбка.

— Уф, еле за вами угнался, — признался он. — Старость — не радость.

— А зачем вы гнались? — поинтересовалась я.

— Ну как. Товар доставить, деньги уплочены. А мы народ честный, нам чужого не надоть.

Он отвязал от седла мешок и протянул его Тобиасу.

— Ну, будьте здоровы, господа. Поклон старому Гхану от Ижборчича.

— Благодарю, — ответил муж, приняв мешок.

Старик ловко развернул свою длинногривую конягу и потрусил в обратную сторону.

Едва он скрылся, мы заглянули в мешок, разглядывая добычу. Задаваться вопросом, как это всё получилось — не стали.

В тряпицу была завёрнута большая, ещё тёплая лепёшка белого хлеба — вроде лавашей из моей прошлой жизни, кусок копчёного мяса, сильно пахнущий пряностями и чесноком, и кожаная фляга с напитком, похожим на квас. Отдельно были свёрнуты тонкие гладкие деревяшки, оказавшиеся волшебными палочками.