— Выходит, я вам еще же и должна быть благодарна за эту неделю кошмаров, что здесь пережила? — рассмеялась в истерике Кэт.

— Два дня всего, — мужчина скрипуче улегся снова на спину, давая тем самым понять, что разговор окончен. — Всего два дня мелких неудобств против вечной обивки гробовой постельки.

Кэт хотела что-то едко ответить, но он ее перебил:

— Чуть не забыл, на сиденье валяется диск с моей исповедью. Пока будете ехать, послушайте. Вам все станет ясно, почему с вами так обошлись. И мой вам совет, собирайте быстренько манатки и сматывайте.

— Где-то я уже это слышала, — прищурилась она. — А вы не боитесь, что я вас могу сейчас застрелить, и мне ничего за это не будет? — она навела на него ствол пистолета и передернула затвор.

— Тогда вас точно прикончат. И потом, вы не боитесь, — передразнил ее наглец, — что пистолет не заряжен, и я над вами просто издеваюсь? Люк открыт, но ворота в гараже-то закрыты, а код от автоматического замка только у меня в голове. Стреляйте, если решили провести остатки своих дней в компании с разлагающимся на запчасти трупом.

— Негодяй! — воскликнула Кэт

— Проходимка и аферистка.

Больше уговоров не потребовалось. Пленница выскочила из подвала как ошпаренная, миновала гараж, ворота в котором и в самом деле были закрыты, но зато была открыта дверь, и оказалась на улице, с наслаждением вдыхая блаженный воздух свободы, где ее и в самом деле дожидался темно-зеленый джип. Все было так хорошо, что ей чуть плохо от всего этого не стало. Она снова была свободна!

Думать не хотелось, хотелось спать и полумрак подвала, где он так уютно устроился, этому только способствовал. Мужчина повернулся на правый бок и тут же провалился в тяжелый глубокий сон, где тут же и встретившись со своей любимой, обреченно улыбающейся ему в перекрестии прицела. Взрыв, огонь и разлетающиеся в разные стороны осколки… Пустота и тишина, засевшая в ушах потусторонним свистом, как сигнал к тому, что пора и перекурить. И когда он отшвырнул винтовку в сторону и без сил распластался на крыше дома в предвкушении первой затяжки, то рядом уже сидела какая-то черноволосая девица в красном свитере и нагло дымила, выдыхая дым прямо ему в лицо. При этом она что-то даже ему рассказывала, что очень плохо обижать маленьких девочек и не дарить им конфетки. Было очень смешно слушать весь этот бред сумасшедшей про конфетки, еще бы про неиспользованные презервативы вспомнила, вместе бы и посмеялись. Хохотала где-то внизу возле ночного клуба в дикой истерике та самая, в которую он так и не выстрелил. Или выстрелил и снес хохотунье голову, чтобы больше не смеялась над чужой болью. Большой грех смеяться над чужой болью. И головы не стало, откатившейся прямо под колеса той самой иномарки возле ночного клуба, в которую и ввалилось безголовое уже тело. «Куда?!! — заорала ошарашенно голова с дороги, видя такое безобразие. — А я-я?»

Заскрипела ржавыми петлями где-то сверху железная дверь, которая и привела бредившего стрелка в чувство, вернувшая его с той ночной крыши в этот не менее ужасный подвал. Мокрая от пота рубашка прилипла к телу, во рту пересохло, хотелось пить. Сверху послышались шаги, и он даже попытался на локтях приподняться, чтобы встретить спускающееся к нему зло если и не отпором, то хотя бы ухмылкой пренебрежения, не получилось. Лоб еще больше покрылся капельками пота, голова закружилась, и больной без сил откинулся на подушку. Чтобы тут же встретиться с Майклом Дугласом двадцатилетней давности, выбирающимся в грязном костюме из помойного контейнера.

— Вы меня слышите? — спрашивал его Дуглас, но почему-то женским голосом, дергая за руку. — Очнитесь же, черт бы вас задрал, вам плохо?

Нет, ему очень хорошо… Больной открыл глаза, всматриваясь в чей-то силуэт, расплывчато и издалека маячивший перед глазами, но не узнал и снова их закрыл. Неизвестно, сколько еще прошло времени, прежде чем его снова разбудили, чтобы помочь принять таблетку аспирина.

— И что меня сюда принесло? — злилась спасительница, поднося к его пылающим губам кружку с водой. — Не хватало еще водичку подавать с таблетками так пока все еще и не состоявшемуся убийце. Сама с температурой, так нет, черт, еще и за этим ухаживай.

Больной чуть приподнялся на локте и взял дрожащими пальцами кружку, которая оказалась не по размеру тяжелой. Пил быстро и большими глотками, проливая на грудь, не замечая.

— Да не спешите вы, — заметила она, — никто за вами не гонится.

— Хотелось бы, — протянул ей он пустую кружку. — Спасибо.

— На здоровье, — сухо ответила женщина, принимая кружку. — Совсем вы как-то поизносились, уважаемый, — заметила она, скривившись в ухмылке, рассматривая своего врага, беспомощно распластанного на кровати, — при первой нашей встрече вы были более самоуверенным, а уж на сцене…

— Все меняются, — закашлялся он, не поняв про сцену, — вы что-то забыли, зачем вернулись? Я вам больше ничего не должен, проваливайте.

— Ну вот, — произнесла иронически Кэт, — аспирин начал действовать, больной начал дерзить, уже хорошо.

— Мы уже на «ты»? — больной даже попытался сесть, чтобы достойно ответить, из чего, правда, ничего не вышло, но все же… Изображение троилось и вообще, какого хрена ей здесь было надо?

— Выкать в суде будем, — хрипло ответила Кэт, — так что давай не усложнять наши отношения, они и без местоимений очень сложные.

— Зачем ты здесь, — больной все же поднялся и сел на кровати, свесив ноги на пол, — уже соскучилась?

— Можно сказать и так, — ответила Кэт, присаживаясь на табуретку, опрокидывая при этом стоящую на ней кружку на пол. — Я хочу знать все, кто я, что я, и что я натворила, и почему мне теперь лучше находиться здесь, в этом вонючем подвале, чем на свежем воздухе, понимаешь меня? И почему мне надо валить?

— С трудом, — усмехнулся больной, пытаясь достать из кармана брюк мятую пачку сигарет. — Я все записал на диск, вряд ли смогу еще что-то к этому добавить, что ты уже прослушала.