Марко Антонио появился только к ужину. Никакого интереса к гостям у него не было. Он жил своей жизнью, и отцовские дела его мало занимали. Но, услышав историю Жулианы, а главное, посмотрев на неё, он вдруг проникся к ней самым горячим сочувствием. В отличие от матери он знал итальянский и мог поговорить с гостьей. Жулиана обрадовалась этой возможности и тут же поведала симпатичному юноше историю своей любви.

– Помоги мне найти моего Матео.
– попросила она.
– У твоего отца много дел, мне неудобно отнимать у него время, а ты, наверное, посвободнее…

– Я сделаю всё, что смогу, - серьёзно пообещал Марко Антонио, - и позволь мне считать тебя сестрой.

Жулиана благодарно улыбнулась. Если хозяйка этого дома отнеслась к ней враждебно, то хозяин и его сын приняли её под своё покровительство, и, засыпая в мягкой постели Жулиана видела своего Матео - он улыбался ей, идя навстречу, а сеньор Франческо и Марко Антонио стояли рядом с ней и ждали, когда он подойдёт.

Любовь навевает сны, раздражение и гнев прогоняют их. Жанет расхаживала по спальне, чувствуя, что не уснёт - ей мешала, спящая в другом конце дома итальянка.

– Успокойся, дорогая, и дай мне поспать, - миролюбиво обратился к ней Франческо.
– Завтра с раннего утра мы поедем с Жулианой в приют для эмигрантов.

– Надеюсь, ты там её и оставишь! Всю дорогу она только и талдычила, что об этом Матео.

– Что за выражение, дорогая! – Франческо улыбнулся. – И приготовься: я привезу их обоих обратно. Думаю, что он хороший парень, если опекал сиротку, но я должен сам в этом убедиться, посмотреть, на что он способен, приспособить его к какому-нибудь делу, а там уж и выдавать за него Жулиану. Не забывай, что она дочь моего друга Жулио!

– Я бы очень хотела забыть об этом, но ты не даёшь такой возможности, - раздражённо отозвалась Жанет. – На жену тебе наплевать, вонючие итальянцы тебе дороже и свой дом ты скоро превратишь в грязную ночлежку.

Франческо положил подушку себе на ухо и крепко закрыл глаза. Он всегда поступал именно так, не желая ввязываться в военные действия. Жанет прекрасно знала эту тактику мужа, в другое время она могла бы и подушку сорвать, но сейчас была заинтересована в том, чтобы Матео отыскался в самое ближайшее время, и она избавилась бы от итальянки. Жанет не гасила свет, легла и долго лежала с открытыми глазами.

Утром, когда она встала, дом был пуст. Жанет не спеша обошла его, полюбовалась гостиной, столовой. Больше всего на свете она любила это утреннее время, когда некому было нарушать заведённый ею порядок. Люди мешали ей, они всегда оказывались врагами незыблемости, во всё вторгались, всё меняли, портили.

Жанет позвонила в колокольчик, призывая экономку Мариану.

– Позаботься о работе для этих двоих, которых мой муж собирается поселить у меня в доме! Девушка пока может помогать Антонии на кухне, а парень, может быть, на конюшне?

Мариана с сомнением покачала головой:

– Хозяин не позволит, чтобы гости работали у него как слуги. Да и Антония терпеть не может, если в кухне находится кто-то посторонний.

– Тогда она будет помогать Луизе, - упрямо произнесла Жанет, - и если ты упомянула хозяина, то не забудь, что в доме я – хозяйка! И сделаю так, как считаю нужным!

В этом Мариана не сомневалась, за долгие годы работы в семье Мальяно, она успела прекрасно изучить нрав своей госпожи и знала, насколько та страшна в гневе.

Ближе к полудню к дому подъехал экипаж, из него вышли заплаканная Жулиана и расстроенный Франческо.

Выяснилось, что всех контрактников ранним утром отвезли на фазенду, где они подрядились работать. Уехали они на поезде, а куда, в приюте никто не знал. Партии рабочих приезжали, потом уезжали, - за этим следили вербовщики, которые их везли.

– Как он мог не оставить мне даже записки! – рыдала Жулиана.
– Он же знал, что я его буду искать!

– А может быть, он и грамоты не знает, - предположил Франческо, - или не знает, что ты умеешь читать. Может такое быть?

Жулиана кивнула. В сущности, она ничего не знала о Матео, даже фамилии, но знала точно: после того, что с ними случилось, это единственный мужчина и его она будет любить всю жизнь.

Франческо с сочувствием поглядывал на Жулиану, снисходя к пылкой юности, которая не знает иной меры, чем «вся жизнь», и не умеет позаботиться ни о сегодняшнем, ни о завтрашнем дне.

– Ну что ж, наберись терпения. Раз ты не знаешь даже фамилии, нам придётся искать его дольше, - сказал он, думая, что, возможно, эта пароходная страсть не так уж и серьёзна. Вполне возможно, она скоро пройдёт, как проходит у детей сыпь.