— То-то и оно, — непонятно проговорил антиинвенторовец. — Опции, говоришь?

Майор пошарил в бумагах и вытащил одну.

— Полезные дела, говоришь? — повысил он голос. — Я тебе только один пример приведу. Ты придумал охладитель для банки с пивом. Химическая реакция, приводящая к резкому охлаждению. Пивоварщики поставят твоё творение на банку с пивом, а иностранные агенты по твоему же рецепту изготовят замораживающую бомбу и бросят её в президента. Как по-твоему, хорошо это?

Тут я взаправду испугался. Конечно, я знал, что по закону запрещено изобретать транспортные средства, новые принципы связи, новые вычислительные устройства и другие штуки глобального плана. А всякого рода финтифлюшки, опции и прочие свистульки придумывать не запрещено, так как они не несут угрозы экономике. Но любой креаторщик всегда ходит под петлёй: ведь неизвестно, во что выльется очередная придуманная опция. Вдруг случайно придумается что-то глобальное?

Тут майор вскочил и сделался страшным. Он так истерично закричал тонким бабьим голосом, что я вздрогнул:

— Нам не нужны потрясения! Мы устали от революций! От любых: политических, научно-технических, сексуальных! Впервые за долго лет мы вступили в эпоху стабильности! А такие яйцеголовые, как ты, мразь, хотят всё разрушить! И пока я жив, я вас, сволочей, буду выкорчёвывать, как трухлявые пни! Понял, головастик?!

Я не успел ответить, как истеричный майор схватил меня за грудки и притянул к себе:

— Говори, скотина, давно с творами знаешься? Кто главный? Где штаб-квартира? Говори, пока не раздавил, как таракана!

— Я не твор, господин майор! Говорил ведь уже! — ответил я, стараясь подавить дрожь в голосе.

— Может тебе помочь вспомнить, паскуда?! — Майор схватил дубинку и убедительно покрутил ею над моей несчастной головой.

Я зажмурился, ожидая удара. Потом осторожно приокрыл один глаз. Майор уже сидел на месте и что-то писал.

— Что, креаторщик, дрожат поджилочки? — спросил он, как ни в чём не бывало, нормальным баритоном.

Я криво ухмыльнулся.

— То-то! — довольно оскалился Полевой. — С вами, яйцеглавыми, так и надо. Вас только в кулаке и держать. Ослабь вожжи, так вы начинаете всякую хрень выдумывать. Всё беды на Земле — от таких вот… креаторщиков.

После того, как майор на меня наорал, я стал плохо соображать. Он что-то долго ещё у меня спрашивал, я отвечал автоматом. Это продолжалось около двух часов, пока, видно, самому Полевому это не надоело. Он вызвал сержанта и велел сопроводить меня в камеру.

У меня изъяли телефон, бумажник и ключи от квартиры. Потом отобрали зачем-то ремень и шнурки с туфель. Затем некоторое время меня мучили походом до камеры ("Стоять!", "Руки за спину!", "Лицом к стене!"). Перед тем, как втолкнуть в камеру, с меня сняли наручники.

Я оказался в очень неуютном помещении. Всё, как я себе и представлял по многочисленным фильмам и детективным романам — бугристые серые стены, нары, параша в углу и крошечное окошечко с решёткой. Кроме меня в камере оказался ещё один обитатель — невысокий лысый мужчина в бесцветном пиджачке и джинсах. При виде моих конвоиров он немедленно начал выступать.

— Господа вертухаи! Меня держат в этом гадюшнике уже больше трёх суток!.. — с надрывом закричал он.

— Не возникай, Луговец! — лениво осёк его сержант. — Сколько надо, столько и продержим. Хоть до конца твоей паршивой жизни. Понял, твор?

Луговец сверкнул глазами и уселся на нары. Дверь захлопнулась, и настроение моё стало настолько паршивым, что хотелось заорать, как сокамерник, и начать тарабанить в дверь.

— Присаживайтесь, молодой человек. Этих фашистов всё равно не разжалобишь, — угадал мои мысли Луговец. — Так-то нары нельзя опускать до отбоя, но я добился этого разрешения. Сердце больное. Если подохну в камере, им же со мной возиться.

И говорливый сокамерник рассмеялся. Мне же из-за скверного настроения совсем не хотелось общаться, хотя в обычном состоянии я общителен и словоохотлив. Я мрачно уселся на краешек нар, сгорбился и уставился в пол. Сперва просто сидел, и мысли бродили у меня в голове хаотично, просто нагромождение картинок сегодняшнего бурного дня: истеричный Полевой, моё задержание, изумлённые физиономии коллег, декольте Маринеллы, "Фогель Инкунабула"… Потом, когда я немного успокоился, и один-единственный вопрос окончательно утвердился в моей горячей голове — кто написал на меня поклёп в "Антиинвентор".

Я в своё время много читал детективов и чётко усвоил правило: ищи того, кому это наиболее выгодно. Маринелла? Наслушалась моих пьяных крамольных мыслей о бренности существования в нашем стабильном мире и решила меня сдать. Тем более, что меня задержали после злополучного форума. Но Маринеллу я сразу же отмёл. Во-первых, не могли антиинвенторовцы так быстро отреагировать на телефонный звонок, а других способов заявить на меня у неё не было. Может, она сбросила "сигнальчик" по электронной почте? И это вряд ли. Консервативные силовики, в том числе и антиинвенторовцы, не любят этот вид связи и почти не реагируют на него. Во-вторых, какой смысл государственному чиновнику сообщать в серьёзную силовую структуру о такой мелкой сошке, как я. Крамольные разговоры ведёт каждый десятый гражданин нашей страны, у кого в голове осталось ещё мало-мальски мозгов. Не сажают же теперь за одни только мысли! Философы, размышляющие о несовершенстве мира, безопасны для государства, потому как они малодеятельны и неспособны на радикальные действия против власти.