Получеловек-полуволк мотал лохматой башкой так сильно, что блохи разлетались с крайне недовольными криками. Точно также болтал головкой и контуженый соловей.

— Не надо сик, — жалобно попросил оборотень.

— Чего не надо? Каких сик? — переспросил Драмир, поигрывая кинжалом, как завзятый абрек перед приготовлением шашлыка.

— Да не сик, а сик!

— Да каких сик-то?

— Не каких, а какого — вообсе никакого сик не надо.

— А-а-а, — догадалась я. — Это у тебя такой дефект дикции? Сепелявись?

— А ты сего дразнисся? Попробовала бы поговорить с такими зубисями, я бы на тебя посмотрел. Эй, мусина, убери свой носик, а то я боюсь. А когда я боюсь, то насинаю плохо пахнуть.

Жлобина больше двух метров ростом, зубищи, как мои пальцы. Лапищей может меня пополам переломить… и боится.

— А чего ты сам бросаешься на людей? Чего ты пугаешь? — грозно нахмурилась я.

Когда я грозно нахмуриваюсь, то даже сама себя иногда пугаюсь. Волчара тоже задрожал.

— Страсно было, вот и ресил напугать. А ты виссять насяла… Птиську мою контусила… — огромная лапища любовно погладила серые перышки. Соловей шатающейся походкой забрался на лапу оборотня и пьяно добрался до плеча, где без сил грохнулся на спину.

— В самом деле, Анна. Надо всё-таки аккуратнее. Не на продавца помидор кричишь, а на реликтовое существо. Их беречь нужно, чуть ли не на руках носить, — хмыкнул Драмир.

— Я не хотела. Так само получилось. Чего оно само на меня как выскочит, как выпрыгнет? И «птиська» его сумасшедшая, и сам он дурак, хоть и оборотень, — обиделась я на такие несправедливые замечания и отвернулась от неблагодарных мужчин. Для них же стараешься, а они…

— Ты как, бедолага? — с участием спросил Драмир.

— Усе лучсе. Вот только не крисите больсе, посалуйста, — умоляющим голосом произнес оборотень. — А то птиська тосе пахнуть будет.

Я фыркнула. Нет, мне птичку жалко, но если вспомнить, как эта зверюга выла и пугала нас… Я отошла с видом оскорбленной королевы. С таким же видом сорвала малину и бросила её в рот. Вот так вот я умею кусать…

Да что же за день-то такой сегодня? Вместе с ягодой ко мне в рот попадал клоп. Кто пробовал на вкус это насекомое, тот поймет, что я в данный момент нахожусь отнюдь не на седьмом небе от счастья. Но не покажу им! Ни за что не покажу. Выплюну в сторонку и сорву ещё одну ягодку… чтобы заглушить вкус предыдущей.

Опять невезуха! Уже была готова выть и ругаться. Возможно, даже матом. Рот полон запаха дешевого коньяка. Нос чувствовал, что весь мир пахнет клопами. А на душе так плохо, что хоть плач.

— Анна, если ты наелась клоповьей малины, то подходи ближе, мы уже успокоили зверюгу.

— Как клоповья малина?

— Так, это малина со вкусом клопов. Колдуны её разводят, чтобы настойки делать. Говорят, что иногда получается не хуже «пяти звездочек».

— И вы молчали? — я захлебнулась от возмущения.

— Мы думали, сто ты снаесь, — оскалился огромными зубищами оборотень.

Я фыркаю на этих недотеп и полуволка. Вот и чего они такие ехидные? Чего я им сделала? Нет, что сделаю в дальнейшем — знаю точно, но сейчас-то из-за чего?

Подумаешь, голосом оглушила. Так это от испуга. Не виноватая я, он сам вырвался. Я думаю так, злюсь и потихоньку обрываю кустик с вонючими ягодами — кому-то сегодня достанется вкусная каша. Нет, я не злопамятная — отомщу и забуду. Если не забуду, что уже отомстила…

— Скажи-ка нам, волколак, ты зачем возник вот так? Мы тебя могли и грохнуть, понимаешь ты сей факт? — тем временем Зверобой протянул оборотню флягу с водой.

Зверюга асфальтового цвета благодарно кивнула и одним махом выдула фляжку. Только торопливые бульки разнеслись по поляне. Блестящие капельки остались на бороде, их ещё можно увидеть у собаки, когда та лакает из лужи.

— Я се говорю — напугался. Давно людей не видел. И хотел вас напугать, стобы вы как мосно быстрее отсюда убрались. Тут мои семли, тут моя отсисна, тут мой дом родной, — вздохнул лохматый путешественник.

Соловей начал потихоньку шевелиться. Мне кажется, или он в самом деле состроил фигуру из трех перьев и исподтишка показывал в мою сторону?

Я уже набрала полный карман ягод. Пусть карман будет испорчен, зато моя месть будет очень коварной. Сегодня вечером кому-то придется горько пожалеть о насмешках надо мной. И это сожаление в самом деле будет очень и очень горьким. Из груди вырвался смешок:

— Муахихик!

Видимо, я слишком громко выражаю свои эмоции, если существа на поляне вздрогнули и повернулись ко мне.