Шрифт:
— Ты, Вася, конечно, мужчина видный и умный, экстрасенс. Но сейчас городишь невесть что. Не могу я его сдать ментам. По очень уважительной причине. Я, конечно, баба-дура. И — курица, как ты говоришь. Да только о готовящемся опознании знали только мы вдвоем.
— Кто это — вы вдвоем? — не понял Васька.
— Я да следователь. А теперь вопрос на засыпку: откуда голос узнал, что я иду его опознавать? Я ему про это сказать не могла, адресочка не знала. Значит, кто у нас остается?
Васька кивнул:
— Двух мнений быть не может. Порожденье сил тьмы — оборотень в погонах. Больше некому.
— И я о том же.
— Люба, что ж делать? Знаем мы убийцу — и кому легче? — спросил Васька.
— Послушай, я вот чего думаю. Ведь он просто зашел и спросил, пришла ли Ритка с работы. А вдруг он невиновный человек?
— Да уж, 22 раза невиновный! А потом этот невиновный к тебе опять зашел без спросу, голосом прикинулся и ножичком пощекотал.
— Вась, а Вась? А может, это двое разных были? — решила Люба.
— А еще обижаешься, что курицей называю. Скажи-ка мне, Любовь, кто были люди, которых ты опознавала.
— Работники «СуперНики».
— Вот те на. Это что ж получается, свои все?
— Да какие они мне свои? Я к компании отношения не имею. Из всей «СуперНики» я знаю только Амалию, которая мне приказы отдавала — в какой день мыть, в какой пылесосить, а когда вообще под ногами не болтаться…
— Люба!
— …кому простыни крахмалить, а кому не надо…
— Любовь!
— …когда поливать фикусы, монстеру и фортунеллу…
— Что ж вы, бабы, за люди? Начинаете об одном, продолжаете о десятом, а закончить вообще не можете — язык что вентилятор. Вам бы языки клеем «Момент» к зубам приклеивать. Говори, кого еще знаешь из офиса.
— Еще Ритку знала.
Васька только рукой махнул.
— Если этот человек из «СуперНики», на фирму сообщать нельзя, он узнает… — задумался Василий.
— И зарежет меня по-настоящему! — заголосила Люба.
— Это — полбеды. В панике он дел покруче наворочает. Может на Ритку снова напасть.
— Ну спасибо, Васенька, за любовь, за дружбу. Я пошла.
— Стоять! Ты — моя ходячая улика. Приманка моя. А что если дать ему знать, будто ты его узнала, и выставить тебя как живца? Он клюнет, а мы его цап-царап на месте преступления!
— Я, Вася, думала, что ты — человек, и любила тебя как человека… А ты оказался… — Люба даже слова подобрать не могла от возмущения.
— Ну? Кем?
— Я таких слов вслух не произношу. Чтобы не портить биополе. Иди, Ритку свою цепляй на крючок, как червяка. И лови хоть всех преступников мира. Иди, иди!
— Любовь, ты человек эмоций, — начал объяснять Васька. — Тут нужен трезвый расчет, а не ла-ла. Судя по всему, следак с ними заодно…
— Василий, да ну их всех! Они люди небедные, им есть за что друг другу горло перерезать. А нам, простым да на зарплате, в их дела нечего соваться.
— Речь идет о моей Ритке! — крикнул Васька.
— Твоей, да не моей. У меня собственная гордость имеется, — заявила Люба.
— Не обижайся, Любовь, — попросил Васька. — Ты мне друг, а с Ритой нас связывает…
— Что замолчал? Что связывает? Ничего не связывает. Потому что она тебя бросила.
— Ты не понимаешь. Я как-нибудь на досуге, сидя перед камином в своем особняке, расскажу тебе драматическую историю своей жизни. А сейчас — о деле. Этого подлеца нельзя оставлять на свободе.
— Ты же не любишь милицию! — напомнила Люба.
— А еще больше не люблю убийц. Не знаю, в чем причина, но не нравятся они мне — и точка.
— А у меня есть план. Давай я тебе убийцу покажу, и ты его поймаешь сам, — предложила Люба.
— Как? На палочке верхом и стреляя из пальца?
— Не-а. Ты его загипнотизируешь.
Васька задумался:
— Нет, не годится. А вдруг он непьющий? Я-то воздействую только на алкашей.
— Закодируй его наоборот. Пусть запьет после тебя. Тут мы его и повяжем.
Ситуация зашла в тупик.
— Нужно с кем-то посоветоваться, — предложила Люба.
— Иногда и ты соображаешь, — похвалил Васька. — Жаль, нечасто. Да, надо потолковать с человеком нейтральным и авторитетным.