Затем, ухватив противника обеими руками, Обмылок поднял его над головой и с размаху швырнул на помост. Он видел, как голова бесчувственного человека с грохотом ударилась о доски. Затем мулат нагнулся, чтобы поднять Канадца и повторить экзекуцию.

Но радость его была омрачена, а великолепный замысел наткнулся на опасное и непреодолимое препятствие в лице рефери.

— Ты покойник, Обмылок! — голосил рефери. — Засчитываю тебе поражение за грубейшее нарушение правил, идиот! Ты либо придурок, либо чертов жулик! Отойди от него, иначе я прострелю тебе башку!

И в подтверждение этой угрозы, в руке у него появился «Кольт», поблескивающий вороненой сталью.

Обмылок отступил, задыхаясь от душившего его убийственного гнева и непроизвольно сжимая кулаки. Он слышал гневный рев бушевавшей толпы. И вот уже сотни рук тянулись к нему.

— Смерть черномазому! Это Джарвин велел ему проиграть! Они с ним заодно!

Сознание Обмылка начало понемногу проясняться, когда до него дошло, наконец, значение этого хищнического вопля. Взглянув вниз, на недвижное тело поверженного боксера, он понял, что некоторый повод для недовольства у толпы все же имелся. Похоже, он немного переборщил. И теперь уже совершенно искренне надеялся на то, что не успел забить Канадца насмерть. Хотя, ему хватило ума сообразить, что в данный момент поводом для всеобщего расстройства послужило не плачевное состояние Канадца, а потеря ставок, которые так щедро делались на Обмылка, когда тот продемонстрировал изумленным зрителям свои бойцовские способности.

Они вложили огромные деньги, и уже представляли себя счастливыми обладателями ещё больших барышей, которые вот-вот собирались получить, но лишились вмиг всего, после того, как мулат дал волю своей безумной ярости. И теперь раздосадованные болельщики были готовы на все; они просто-таки откровенно нарывались на неприятности.

То и дело в толпе раздавались разрозненные голоса в поддержку мулата. На ринг выскочил врач, немедленно склонившийся над поверженным боксером и приложивший ухо к его груди. Поднявшись, он объявил, что Канадец совсем не ранен — только оглушен. Были и другие — в основном те, кто, кто поставил на Канадца и теперь желал забрать выигрыш — и они кричали толпе, что Обмылок проиграл честно.

Но толпа была глуха. От криков, брани, угроз и потрясанию кулаками, разгневанные болельщики перешли к более решительным действиям. И вот уже дюжина рук потянулась к Обмылку. Но он вывернулся, и его скользкое тело выскользнуло из рук потенциальных обидчиков.

Под рукой не оказалось никого, кроме рефери — к которому, к тому же, Обмылок воспылал самими недобрыми чувствами. Схватив щупленького господина за щиколотки, Обмылок швырнул его навстречу накатывавшей на него волны рассерженных ковбоев.

Полдюжины человек с грохотом повалились на пол. Прогремел выстрел.

— Он вооружен! — выкрикнул кто-то, и в тот же момент в толпе началась большая давка.

Обмылок же, окрыленный своим боевым успехом, предпринял лучшее из того, на что можно было бы отважиться в его положении. Вместо того, чтобы попытаться убежать от атаки, он развернулся и бросился навстречу ей. Ему уже удалось пробить брешь в строю нападавших. И теперь он кинулся в эту брешь, взобрался на канаты и оттуда спрыгнул на головы стоявших у подножия помоста.

Прогремел выстрел, пуля пролетела где-то рядом. Но стоявшие подальше немедленно приписали эту пулю пистолету мулата. И по толпе прокатилась новая волна страха, гнева и нервозности.

Обмылок, словно выпущенный из пушки тяжелый снаряд, упал на землю. Вскочил на ноги и бросился вперед. В суматохе и всеобщем хаосе его замечали лишь тогда, когда он принимался работать кулаками, раздавая на обе стороны удары и зуботычины, расчищая путь перед собой. Там, на ринге, он был в невыгодном положении. Ему пришлось побывать на уроке танцев, по ходу которого приходилось придерживаться заведенных традиций и установленных правил. Здесь же все было совершенно иначе! Здесь же люди стояли так тесно, что у них не было никакой возможности убежать от него. И Обмылок принялся работать руками с удвоенным усердием. Орудуя локтями, он отталкивал тянувшиеся к нему могучие руки, бросился сквозь кордон зевак и преодолел его. Он пробирался сквозь человеческую массу с той легкостью, с какой раскаленный прут проходит сквозь кусок масла, а вдогонку ему и со всех сторон несся нескончаемый поток проклятий.

Вокруг царила полнейшая неразбериха. Время от времени в толпе гремели, каждый из которых неизменно сопровождался истеричным воплем, что негр стреляет в людей! Охваченная паникой орава хлынула к воротам, и каждый норовил побыстрее вырваться на свободу, только бы оказаться подальше от места потенциальной опасности. Ворота же оказались слишком узки, чтобы разом пропустить всех желающих покинуть поле. Теперь уже перед Обмылком маячили по большей части чужие спины, а не лица, и, возможно, ему и удалось бы быстро и благополучно удрать, перемахнув через забор, если бы не одно досаднейшее происшествие.

В той же толпе находилась и компания лесорубов, которые в свое время валили лес в Канаде. К тому же все они были свидетелями начала карьеры Пита-Канадца, чем очень гордились, радуясь тому, что столь славный спортсмен вышел в широкий мир именно из тенистого полумрака северных лесов. Слава Канадца тешила их тщеславие, доставляя то удовольствие, какое можно получить от звенящих в кармане денег или залитой в глотку выпивки.

Они приехали на этот поединок вовсе не для того, чтобы следить за борьбой на ринге, а чтобы стать свидетелями очередной победы Канадца. Каждый из них поставил по нескольку долларов, скорее желая увидеть, как Канадец в пух и прах разнесет того крутого парня, Бада. И действительно, они видели, как их Канадец грациозно выступил вперед и нокаутировал Бада с первого же удара. Все получалось в точности так, как им того и хотелось. Они видели восхождение на помост новой жертвы, и устраивались поудобнее, предвкушая новое зрелище, посмеиваясь, кивая друг другу и с излишней теплотой в голосе предаваясь воспоминаниям о временах, проведенных в северных лесах в компании самого Канадца.