Юдей отлипает от стены. Голова кружится, и, лишившись опоры, она чуть падает, в последний момент выставляет руку перед собой. Взгляд на секунду соскальзывает с лестницы, но тут же возвращается. Полумесяцы ещё там. Всё так же пусты, неподвижны. Так же опасны.

«Что это?» — думает Юдей, но мысли, скованные страхом, тяжело перекатываются в едва оттаявших лакунах мозгах. Она не замечает, но большая часть движений, вроде руки, что упёрлась в противоположную стену, продиктованы ей кем-то древним. Кем-то, кто давным-давно потерял голос. Этот немой старик исподволь верховодит, пока сама Юдей путается в липких лапах ужаса.

«Бежать… Надо бежать…» — думает она и даже делает шаг назад, но вспоминает, что все двери заперты. Как это произошло? Она сама загнала себя в ловушку? Что она вообще здесь делает?

Первый ярус Мраморной дороги, Благородная улица, дом номер семнадцать. Тёмно-серая кладка, строгая резьба, узкие, будто клыки, колонны в эркере. Внутренний дворик, чуть ли не целиком скрытый огромным старым каштаном.

«Зачем я пришла сюда?»

Детство, надломленное смертью отца. Что-то постоянно выступает на месте слома, но Юдей никогда не пыталась разобраться, что именно. Она построила свою жизнь, собрала из тех деталей, до которых смогла дотянуться и вырвать из рук немилосердной судьбы. Так стоит ли ей бояться того, что скрывается за багряными глазами? Мгновение проходит быстро. Юдей сжимает подсвечник и медленно идёт в сторону лестницы. Она не отрывает взгляда от полумесяцев. Ей кажется, что они стали темнее, но всему виной освещение. Оно медленно гаснет по всему дому. Что-то будто глодает пламя свечей.

Уши Юдей наполняет шипение. Она кричит в ответ.

Существо с багряными глазами прыгает вниз, опутанное шорохами словно диковинной мантией. Женщина бежит следом. Она не может разглядеть существо. Враг предстаёт неясной чёрной тенью, скоплением тьмы, скользящим над полом.

— Стой! — кричит она, но существо не слушается.

Юдей проскакивает прихожую, не замечая, что кто-то переставил вешалку к потивоположной стене. Существо скользит через столовую и бросается в кухню. Морав налетает на полностью сервированный стол. Раздражённо звякает посуда, Юдей сцеживает гневный рык — и упускает из виду, что у стульев вместо ножек — пожелтевшие берцовые кости.

Погоня оставляет кавардак в кухне, гостиной, библиотеке. Спускается в подвал. Только когда свет окончательно гаснет и Юдей оказывается в бархатистой, пахнущей сыростью и гнилью темноте, бравада отступает.

Шипение становится громче. Женщина пытается вспомнить, в какой стороне выход, вертит головой, пока не натыкается на два багряных полумесяца.

Теперь они высоко, под потолком. Смотрят вниз, источая тот же холод и пустоту. Мрак прямо под ними прорезает алая полоса. Она быстро становится шире. Влажно чавкая переваливается внутри пасти язык, ниточка слюны тянется от длинных зубов, а багряные глаза вспыхивают чёрным огнём.

Юдей падает на пол. Ей некуда бежать. Мрак смыкает полы своего плаща над её теменем и заполняет голову женщины изнутри. Юдей кричит, но не слышит собственного голоса.

И просыпается.

>>>

— Кто ты? — спрашивает Хэш.

Фигура неподвижна, словно статуя. Первые несколько секунд охотнику кажется, что она — плод его воображения, но тут незнакомец поднимает руки.

Воздух наполняет скрежет ржавых шестерней. Хэш вертит головой, пытаясь найти источник шума, но комната всё так же пуста. И тогда он понимает. Ещё не до конца верит, но оборачивается и смотрит на существо, потревожившее его покой.

Незнакомец снимает капюшон. Ткань падает с лысого черепа и открывает лицо, неуловимо похожее на лицо Хэша: тот же высокий лоб, массивные надбровные дуги, рубленный подбородок. Невнимательный человек даже мог бы их спутать.

— Т…

Скрежет становится громче, и Хэш видит, как шевелятся губы сородича.

— Я не понимаю, — шепчет охотник в ответ, но незнакомец продолжает говорить. Странный язык, полный грубой красоты изъеденного ржавчиной механизма. Хэшу кажется, что он даже узнаёт отдельные звуки, не смысл, но тени смысла.

Стены комнаты дряхлеют на глазах. Едва ли охотник замечает, как сфера за его спиной твердеет и идёт трещинами, словно поверхность огромного яйца. Взгляд Хэша прикован к глазам сородича.

Тусклые багряные фонари взирают на него так, как будто уже когда-то видели, давным-давно, в другой жизни. Охотник пытается прочесть в них хоть что-то, и не замечает, как они наполняются слезами. Тяжёлая капля стекает по щеке, оставляя тёмную каверну, по которой должны последовать другие, но незнакомец резко поднимает кисть и вытирает щёку.

— Я не понимаю, — повторяет Хэш, но, похоже, для непрошенного гостя в этих звуках столько же смысла, сколько для фюрестера — в скрежете. Хэш делает шаг вперёд, вытягивает руку, ещё не до конца понимая, что собирается сделать. Незнакомец тоже идёт навстречу, но ступает тяжело, будто преодолевает сопротивление воздуха или какой-то невидимой упругой стены.

Сфера беззвучно осыпается осколками. На свет появляется полу-прозрачное щупальце, уходящее корнем в пол. Оно сомнамбулически вздрагивает и медленно разворачивается.