Шрифт:
— Ну, здравствуй, Зяблик, — сказал Левмир, бросив на него равнодушный взгляд через плечо. — Чего-то хотел?
Зяблик с трудом сглотнул комок.
— Я… Да я просто хотел… Ну, узнать. Может, надо чего? Я бы сразу…
— А что ты можешь?
Вопрос был задан просто, без подвоха, но Зяблик немедленно опустил голову. Не мог он практически ничего. Но вдруг что-то внутри него раскрылось, и, едва ли не задохнувшись от собственной наглости, Зяблик сказал:
— Разбавить одиночество.
Левмир засмеялся — так же тихо и по-доброму, как над пьяным капитаном.
— Одиночество меня не тревожит, Зяблик. Когда рядом нет того, кто нужен, одиночество лучше, чем сотня «друзей».
Зяблика затрясло. Он, выросший на Востоке, слышавший о вампирах только из уст сказочников и безумных старух, не знал толком, что с ним происходит. Не знал, что яд вампира, попав в кровь, выходит оттуда далеко не сразу. И пока он там, сердце будет стремиться к вампирам. Поэтому Зяблик, лишившись Покровительницы, подошел к Левмиру, не понимая, на что надеется. Поэтому когда-то давно мальчишка Санат, расправившись с Эмкири, убежал прислуживать в дом герцога Освика. И, возможно, поэтому Арека подружилась с убийцей своих родителей, герцогиней Атсамой. Но Зяблик не знал ничего этого и просто дрожал, глядя на затылок Левмира, будто голодный пёс, ожидающий подачки. А правая рука сжимала под одеждой рукоять ножа. Если подачки не будет, он кинется на Левмира и вонзит в него нож.
— Я так не могу, — всхлипнул Зяблик. — Меня все ненавидят! Я… Меня вообще здесь не должно было быть, я не крал ту дурацкую статую!
— Статую? — Левмир с любопытством повернулся к Зяблика. — Ты о чём?
И Зяблик, к которому впервые за неделю обратились с простым вопросом, выложил всё. Левмир слушал внимательно, потом улыбнулся и перевел взгляд вперед, туда, куда стремился флот Востока.
— Понимаю. Меня здесь тоже не должно было быть. Я должен был умереть не меньше восьми раз.
— Тебе-то повезло, — с подвыванием сказал Зяблик. — А я… У меня была Покровительница, а ты даже её отобрал!
Пальцы потянули нож. Левмир не оборачивался. Он держал перед собой ладони и смотрел в них, будто видел что-то такое, что человеческому глазу не показывалось.
— То, что дается задаром, не делает тебя счастливым, Зяблик, — тихо сказал он.
Слёзы брызнули из глаз. Надо же! Этот мальчишка с золотыми глазами, этот могущественный вампир в княжеских одеждах рассказывает ему о том, что достается даром!
— А у меня никогда не было ничего другого! — прошептал Зяблик, вытащив нож полностью. — И никогда не будет.
Он уже сделал шаг, уже начал поднимать руку с ножом, когда в ладонях Левмира что-то ослепительно сверкнуло и раздался тихий щебет. Зяблик замер, подняв нож на уровень груди. Рот приоткрылся, глаза только что не вываливались из орбит.
В руках Левмира, нахохлившись, сидела маленькая серая птичка и пищала.
— Понимаю, — прошептал Левмир. — У меня тоже ничего нет. И не было. И не будет. А то, что было, я собственными руками утопил в грязи.
Он взмахнул руками, и птичка полетела, обгоняя корабли, на Запад. Мгновения не прошло, а она уже превратилась в крохотную точку, после чего вовсе исчезла.
— Долети, — несся ей вслед шепот. — Об одном прошу — долети!
Зяблик не успел спрятать нож. Так и стоял с ним, побледнев от ужаса, когда Левмир повернулся. Но Левмир лишь смерил Зяблика равнодушным взглядом и прошел мимо.
— Если жизнь действительно невыносима — попробуй умереть, — бросил он через плечо. — А если боишься, значит, за что-то держишься. Найди это. И не отпускай.
Шаги Левмира стихли, и Зяблик встрепенулся. Запрятал подальше нож. Потом — всё той же незаметной тенью проскользнул мимо дремлющего рулевого и растворился в море смертников, унося с собой воспоминание о маленькой птичке, вылетевшей из рук Левмира.
Закатилось алое солнце, на небо выкатилась луна со свитой из звёзд, и море причудливо зарябило в их свете. Княжна Айри неслышно прошла по корме, где ещё недавно предавались тренировкам заключенные «Утренней птахи», и остановилась, опершись на борт. Глаза её смотрели на восток. Там, на небольшом расстоянии, тащился следом «Летящий к солнцу». Корабль, на котором жил Левмир.
Сердце ныло круглыми сутками и, даже не будь нелепого запрета Эмариса, Айри не стала бы его останавливать — не хотелось. Шестнадцать лет она была человеком, а вампиром — всего пару месяцев. И сейчас, когда так манила возможность заглушить чувства, остановив ток крови, Айри чувствовала, что это было бы обманом.
А ещё болела рана. То и дело Айри, оставшись наедине, ощупывала безобразный рубец. Он уменьшался, ещё несколько дней — и без следа исчезнет, а вскоре пройдет и боль. И сердце будет ныть в одиночестве…