И то ли прихвостни Гильера переживали не лучшие времена, то ли просто не нуждались в большом количестве припасов, но штабели ящиков заметно поредели, а стоящие вдоль бортов деревянные цистерны от пола до потолка ничем не могли помочь защитникам. Зажатые меж ребер шпангоутов громады не опрокинуть, не разломать, не построить из досок баррикады. У латников не было ни малейшего преимущества, кроме численного, да и то потеряли в мгновение ока.

Высшие в мантиях и кирасах сражались из последних сил, но дизмораль не давала развернуться на всю катушку, преодолеть предел возможностей и задействовать внутренние резервы. Мятежники, наоборот, буквально источали благородную ярость и жажду справедливой мести. Каждый напитанный боевым духом воин стоил двоих, а то и троих противников, а с поддержкой поборников у прихвостней не оставалось ни шанса. Если говорить привычным языком, первые получили дебафф от подсознательного ощущения грядущего поражения, а вторые воодушевились предвкушением скорой победы.

О чем вообще речь, когда удар рыцарского молота опрокидывал четверых, а вихрь топоров кромсал эльфов, как газонокосилка — траву. Кстати, о траве. Ведьмаки под командой Ковен не могли как-либо повлиять не белую древесину Эль-Тирана, зато прекрасно справлялись с местным дощатым хламом, натасканным за год пребывания в Эльфере, вроде тех же клетей и пеньковых канатов. Огненные маги пытались хоть как-то повлиять на битву, но то и дело отвлекались на летящие со скоростью ветра щепки, а парочку чародеев удавили подползшие сзади веревки.

Приходилось наблюдать за абордажем со стороны — несмотря на старания жрецов, кисти выглядели крайне паршиво и нестерпимо болели. А в таком состоянии мог запросто уронить сферу или сбить траекторию и пожечь своих. Да и протискиваться сквозь плотную разгоряченную толпу — себе дороже, и все же исхитрился забросить ревущую комету в башню ящиков и похоронить под тлеющими обломками притаившегося волшебника. Тогда-то стало ясно, почему «правильные» колдуны сражаются вяло и тщательно выбирают цели — груды сухого барахла могли вспыхнуть от неточного попадания и если не спалить живьем, то отравить дымом и соратников, и чужаков.

Под неостановимым натиском гильерцы пятились к переборке, отмахиваясь саблями и тыча копьями из-за плеч первого ряда. Несмотря на неминуемую гибель, эльфы умудрялись сохранять строй и отступать чуть выгнутым дугой каре, сдерживая атаки с трех сторон. И когда большая часть добралась до носового отсека, проем шириной в футбольные ворота захлопнула упавшая сверху решетка.

Еще подумал при первом взгляде на переборку — и почему ворота не приладили? Мало ли какая в плавании беда приключится — пираты нападут, в трюме заведутся крысы-переростки, понадобится защитить груз от любопытных пассажиров — как ни крути, а без ворот никак. И не догадался, воевода сраный, что из-за нагромождения ящиков открывать и закрывать створки крайне неудобно, зато ничто не мешает соорудить опускную решетку.

Западня не остановила повстанцев, и брошенных на растерзание противников ждала страшная участь. В пылу расправы мало кто услышал лязг и глухой грохот — перекрыли кормовой отсек, захлопнув вторгшихся бунтарей в гигантской мышеловке. Секунды спустя чародеи зажгли сгустки пламени во вскинутых над головами ладонях и с именем вожака на устах метнули заклинания под ноги. Самосожжение не прошло напрасно — огонь перекинулся на расколотые, растоптанные, опрокинутые ящики и бухты канатов, а помещение начал заволакивать едкий дым.

Увы, но меру нельзя назвать отчаянной: пожар не причинял вреда корпусу, словно белые доски пропитали огнеупорным составом. Корабль в любом раскладе остался бы на плаву, а вот непрошеным гостям в скором времени светило отравление угарным газом. Почуяв нависшую гибель, соратники помчали к дыре в борту, лишь чудом не затоптав меня. Успел отбежать и, задыхаясь и кашляя, заорал:

— Бочки! Ломайте бочки!

Цистерны тоже сделали из той же породы — бессмысленно ждать, когда емкости прогорят. Но даже удары могучего молота по сливным кранам — самому слабому и уязвимому месту — пробивали далеко не сразу, а ведь узкое отверстие еще предстояло расширить. Хира и Валька по стуку нашли одну полную и начали со всей мочи кромсать, но все, чего добились — россыпи едва сочащихся царапин.

Хотел рвануть пару штук сферой, но потратил последние капли моджо на чародея, а новое наотрез отказывалось копиться из-за першения в горле, непрерывного кашля и слез. Чтобы не сачковать, подобрал с залитого кровью пола топор и застучал по доскам в надежде расшатать стык между ними. Однако таинственные бондари постарались на славу — массивные обручи стягивали так, что проще прорубить кирпичную стену, чем это проклятое дерево. И все же не сдавался, наплевав на дикую боль в обожженных ладонях: замах — удар, замах — удар. Что это скользит на рукоятке? Кровь и горелые лоскуты? Да и пес с ними: замах — удар, замах — удар. Терпение и труд, терпение и труд...

Серые клубы поднялись до пояса, от гари и удушья кружилась голова, но емкость наконец поддалась, выстрелив тугой струей из пробоя. Судя по журчанию в непроглядном мареве, ребята тоже не ударили лицами в грязь и справились с жизненно важной задачей. Хлюпая по растекающимся лужам, добрался до плотов, склонился к воде и задышал тяжело, словно загнанная собака.

Огонь растекся по полу в центре отсека — прогорая, штабеля ящиков падали и разваливались относительно ровным слоем, отчего десятки, если не сотни тонн воды потушили очаги за считанные минуты. И все же около трех десятков союзников не пережили газовую атаку — скрюченные закопченные тела разительно выделялись среди изрубленных, изуродованных и покрытых бурой коркой трупов.