Улле хитро улыбнулась и покачала головой.

— Быть может, меня многие знают, но… мало кто меня видел. Вуаль — весьма удобное изобретение, знаете ли. Так что скажете? Примете меня к себе в родственники?

Помолчав, пан Иохан согласился. Сначала он, правда, хотел было отказаться, поскольку мысль об обмане вовсе не радовала, но с каждой секундой обман этот представлялся все более мелким и незначительным, и под конец барон рассудил, что ничего дурного из этого не выйдет. Он даже окажется в выигрыше, поскольку, объявив Улле своей родственницей, он защитит себя и ее от слухов, которые в ином случае распространились бы по Дюрвиште со скоростью степного пожара. Причем, с большой вероятностью, одной только Дюрвиштой дело не ограничится…

— Почему-то мне кажется, — добавила Улле, поблескивая глазами в полумраке салона, — что вы беспокоитесь не столько за мою репутацию, барон, сколько за свою. Ничего страшного, я вас понимаю. Помнится, вы говорили, что у вас есть невеста… Кстати, что она сказала, узнав о вашем желании остаться в столице?

— О моем желании?..

— Вероятно, ничего, — со смешком ответила сама себе посланница. — Ваша невеста производит впечатление очень молчаливой девушки. Ну а ее брат? Неужели тоже ничего не сказал?

— Кое-что сказал…

— Что же именно? Позволено мне будет узнать?

— О, ничего особенного, — очень вежливо заверил пан Иохан.

На самом деле, герцог Иштван говорил долго и прочувствовано, но мало какие его слова барон решился бы повторить при даме. Да и при мужчине тоже. Узнав о распоряжении Его Императорского Величества касательно дальнейшего пребывания пана Иохана в столице, герцог взвился наподобие сыплющей искрами и шипящей карнавальной свечи. Смотреть на него было жутковато, и пану Иохану стоило больших трудов уговорить его успокоиться. Герцог решительно не понимал, почему именно его будущий зять должен стать провожатым драконицы, а пан Иохан не мог ничего объяснить, поскольку и сам не понимал, почему на него пал выбор посланницы Улле. В конце концов, все решило то обстоятельство, что в этом загадочном деле замешаны посланники Великого Дракона. Если бы не это, герцог ни за что не смирился бы с крушением свадебных планов, и лично отправился бы во дворец предъявлять императору претензии. С него сталось бы.

— Ничего особенного, — повторил пан Иохан.

— Он вернулся в Наньен?

— Да, сегодня утром.

— И оставил за вами свою квартиру?

— К чему все эти расспросы, панна Улле?

— Беспокоюсь, не остались ли вы по моей милости без крыши над головой. Только и всего барон, только и всего.

— Не стоит беспокойства. Герцог действительно позволил мне остаться жить в его квартире… но откуда вам это известно?

— Просто догадалась, — серьезно ответила Улле и вдруг пристально взглянула ему в лицо. — Скажите, барон, а вы действительно женились бы этой милой девочке, если бы вернулись в Наньен?

— Сослагательное наклонение здесь неуместно, — проговорил пан Иохан, подчеркнуто сухим тоном недвусмысленно давая понять, что неуместен весь этот разговор. — Я женюсь на Эрике, когда вернусь.

— Вы так ее любите?

— Мы помолвлены. Простите, сударыня, мне не хотелось бы это обсуждать.

— Помолвлены… понятно. В таком случае, позвольте поздравить вас с тем, что в скором времени вы обретете кроткую и послушную спутницу жизни.

— Благодарю.

Некоторое время они молчали, пристально глядя друг на друга. Пан Иохан подумал, что у посланницы Улле очень необычный взгляд: ни одна молодая женщина не станет смотреть в глаза мужчины, с которым едва знакома, так внимательно и прямо, будто пытается проникнуть в самые его мысли. Ему даже стало слегка не по себе, и он тут же напомнил себе, что Улле — не человек. Или, по крайней мере, пытается его в этом убедить.

— Итак, барон, — проговорила Улле, встрепенувшись, — давайте перейдем к делу. Куда мы сегодня поедем?

Пану Иохану понадобилось несколько секунд, чтобы освободиться от странной магии ее взгляда и вспомнить, зачем он здесь. Он перевел дыхание и непроизвольным жестом провел по лицу ладонью.

— Поедем… мы поедем к моему хорошему приятелю, пану Александру Даймие. Он держит самый модный в столице литературный салон, и сегодня он как раз принимает гостей. Вы хотели войти в высшее общество — ну, так у него собираются самые сливки.

— О, литературный салон! — заинтересовалась Улле. — Как любопытно. Кстати, вы любите сливки, барон?

— Нет, — с запинкой ответил пан Иохан, слегка ошарашенный неожиданным вопросом.

— Жаль, очень жаль. Ну, а литературу?

— Терпеть не могу.

— Вот это новость! — воскликнула Улле. — А как же ваши стихи?

— Это не литература, а баловство. Подождите минутку, сударыня, я объясню вознице, куда ехать.

* * *

В то самое время, пока пан Иохан разговаривал с пыльно-серым возницей, ее светлость Эрика Наньенская плакала навзрыд в крошечной каюте дирижабля, которому предстояло доставить ее обратно домой.

Поднявшись по трапу, брат предложил Эрике снова занять место на верхней палубе, чтобы во время полета полюбоваться величественной панорамой Империи, но она отказалась, отговорившись головной болью, и быстро скрылась в своей каюте. Ее и впрямь терзала боль, но не головная, а душевная. Эрика не совсем еще понимала, чем она вызвана, и не хотела, чтобы брат заметил неладное и начал расспросы. Все равно она не смогла бы сказать ничего внятного. Сначала стоило бы разобраться в себе.