Их взгляды встретились, тяжелые, цепкие, полные затаенного и необъяснимого желания.

— Вот ты где… — Дверь зала отворилась слишком резко, пропуская внутрь обладательницу не совсем женского и вполне басовитого голоса. Октопус резко вскинул голову.

— Добрый вечер, — поздоровался он.

— Вижу, знакомитесь с новой послушницей, — хмыкнула женщина за спиной девушки.

Хадиса, все еще сидящая на полу, даже не шелохнулась, чувствуя, как начинает краснеть. Ширинка Октопуса Звездунова действительно была оттопыренной. Девушка так испугалась этого факта, что подпрыгнула как ошпаренная и тут же налетела на гостью. Теплые женские ладони сразу же опустились на ее плечи.

— Цыц, распрыгалась тут. — Эвереста развернула ее к себе лицом слишком резко и внимательно всмотрелась в глаза, явно что-то для себя отмечая. Сама она была смуглой, тонкокостной, с густой копной светло-русых волос, заплетенных в две тугие косы, и светлыми медовыми глазами. — Ты чего такая дерганая, стояка не видела, что ли?

— Госпожа Борин… — возмущенно выдохнул Октопус.

— Ректор Борин!!! — рявкнула в ответ ректорша так, словно была на плацу. — Десять минут, Октопус! Опоздаешь на минуту — и я лично вырежу тебе селезенку! А ты, Кирин, — взглянула она на побледневшую девчонку. — Семьсот приседаний и пятьдесят кругов. Пока валиться с ног не будешь, в корпус не зайдешь. Мне бардак в академии не нужен. Поняла?

— Так точно, ректор Борин.

— Работай.

С этими словами, схватив за руку декана, ректорша уплыла из зала, оставив девушку наедине с собственной растерянностью и страхами.

* * *

Эвереста Борин ждала его в собственном кабинете. Было уже без десяти девять, когда Октопус ввалился в помещение, на ходу застегивая темно-синий жакет.

— Ты что, по пути одевался? — не упустила возможности съязвить Эвереста, косясь на него из-под густой белобрысой челки. — Решил досовращать всех, кого не совратил ранее?

— Гос… Ректор Борин, мне не пятнадцать лет, чтобы я тыкал дрючкой во все, что движется.

— Лучше бы было, — фыркнула женщина, опускаясь за свой стол и открывая один из выдвижных ящиков. — Тогда бы я со спокойной душой взяла ремень и прошлась по твоей тощей заднице, Октопус.

— Эвереста…

— Я знаю, что я Эвереста!!! — рявкнула она, резко садясь прямо и бросая папку на стол. — Я просила тебя позаботиться о девушках, а не стояки им демонстрировать!!! Тебе в твою дурью башку вообще вклинило, что перед тобой — представитель правящей семьи?! Наследница! Претендентка на место владычицы. Ты каким местом ей в лицо, сволочь, тычешь?!

Октопус молчал. Он сам не понимал, что на него нашло, и оправдываться в данной ситуации было верхом глупости. Борин же, накричавшись, нахмурилась и со злостью развязала папку, которую ранее вытащила.

— Сегодня со мной связались родственники Кирин, очень просили содействовать в пробуждении ее силы. Делай что хочешь и как хочешь, но она должна отходить эту неделю на занятия, как полагается. Без происшествий, драк и других нелепых ситуаций.

— А что будет через неделю? — наконец поинтересовался декан.

Эвереста ответила не сразу, словно обдумывала и взвешивала свой ответ.

— Они обещали кое-что прислать, это поможет держать ее силы под контролем.

— Мне было бы легче, если бы я знал, с каким типом силы надо работать.

Борин нервно облизала губы, слушая его.

— Октопус, твоя задача — держать член в штанах, одну неделю… Тебе ясно?!

— Она что… су…

— Октопус! — ударила Борин ладонью по столу. — Ни слова больше. Ни здесь, ни где-либо еще. Ты понял?

Звездунов кивнул.

— Да. — Он действительно понял и дерганое поведение ректора, и свои непонятно откуда взявшиеся мысли. — Я пойду?

— Уматывай, — процедила Эвереста Борин и, проследив, как за ним закрывается дверь, опять нырнула под стол и вытащила из нижнего ящика припрятанную под бумагами флягу. Резким движением откупорила ее и отпила.

Неделя обещала быть жаркой.

И было время, когда злой человек и добрый человек существовали вместе. Грехи и утехи их были вне понимания зла и добра. Не было преград между ними. Не было секретов и границ между ними. И от союза добра и зла породили они двух существ во грехе тяжком. Одно — прекрасное и утонченное, дарящее каждому сны сладострастные, другое — отвратное и уродливое, ищущее у непокорных телесной ласки.

Странно. За окном уже занимался рассвет, накрывая алым покрывалом низкие плотные тучи. Но ведь она всего лишь на миг прикрыла глаза, переваривая встречу с ректором Борин, а уже утро. В голове чернотой клубилось непонимание происходящего, вперемешку с развратными сценами с участием оттопыренной ширинки Звездунова.

Лучше бы ей этого не снилось.

— Прости, — отвлек ее от суровых мыслей расстроенный голос Ррухи. Волчица виновато опустила глаза и присела на краешек постели. — Я позорно уснула.