— Тебя никто не просил сигать за мной. Надо было позвать Аполинарию. Она — хозяйка лабиринта. Быстро б меня вытащила. А теперь мы оба тут застряли!

— Я за тобой не сигал, — «костюмчик» скрежетал зубами не хуже самой Фриды. — Меня вихрем подхватило. И вообще это твоя вина. Не подошла бы близко к шатру, никого бы сюда не затянуло. Какого лешего рванула?

— Ух! — у Фриды едва дым из ушей не шел. Как же допек этот зам! Прибить бы его на месте. — Куда захотела, туда и рванула! Нечего было за мной таскаться по всей ярмарке!

— Отлично! Можем разделиться. Спорим, без тебя я выберусь быстрее.

— Отлично!

Фрида развернулась, намереваясь отправиться дальше в гордом одиночестве, но лабиринту сие не понравилось. Стоило сделать шаг, как пол накренился, а ректор и ее зам покатились по коридору в очередной зал. Плюхнулись на ковер в черно-белую клетку. Точнее, «костмчик» плюхнулся. На спину. Фрида придавила его сверху.

— Вот, черти, — сорвалось с губ. И вовсе не из-за эффектного приземления на зама.

Впереди стоял папенька. Ромочка Кощеев собственной персоной. Не настоящий, правда. Морок. Нет, он не просвечивал. Но был совсем юн. Как на фотографиях, коих в родовом гнезде Кощеевых в прежние времена насчитывалось множество.

— Ты ошибка, — объявил он Фриде. — А твоя мать была чудовищем, сломавшим мне жизнь. Она заслужила свою судьбу. Тебе тоже конец, ничтожество. Умрешь, и никто не расстроится. Даже на похороны не придет. Впрочем, надо было утопить тебя сразу после рождения, как котенка.

Фрида взирала на морок с яростью, совершенно позабыв, что распласталась на заместителе. Не замечала, что его правая рука лежит на спине, а левая еще ниже.

— Исчезни! — крикнула она, щелкнув пальцами.

Грохнуло так, что заложило уши, а пол снова подпрыгнул. И тут же перевернулся, превратившись в потолок. Мгновение полета в никуда и…

— Ох…

Полет закончился внезапно, но удара не последовало. Фрида обнаружила, что, по-прежнему, лежит на «костюмчике». В кромешной тьме. А сверху, что-то давит.

— Что за… — начала она, а зам выругался.

— Мы в ящике. Очень узком ящике. Вот кто тебя просил бороться с мороком? Ты, правда, ненормальная, Кощеева! Лабиринты не реагируют на обычную магию. Ты только всё усложнила.

Фрида прошипела нечто неразборчивое, попыталась подвинуться, чтобы слезть, наконец, с зама, но не тут-то было. Свободное место в ящике отсуствовало абсолютно. Пришлось остаться на «костюмчике», прижатой так, что ближе некуда. Даже хорошо, что внутри темно, и не видно его лица.

— Если ты такой умный, примени «правильную» магию и вытащи нас.

— Теперь не получится. Ты запустила процесс. Придется объясниться, в чем дело.

— В каком смысле?

— Лешие! Да не дави ты локтем! Лежи смирно! — он умудрился в темноте схватить ее запястье и прижать руку к телу, чтоб не дергалась. — Похоже, лабиринт заколдовали, превратили в персональную ловушку для тебя.

— С чего такая уверенность?

— Подобные места создают общие иллюзии для всех посетителей. Но этот морок личный. Его создатель хотел тебя задеть. И у него получилось. Ты использовала магию против фальшивого родителя и загнала нас в дополнительную ловушку.

— И что делать?

— Поговорить об этом. О том, что значили слова морока.

— Ни за что! — Фрида дернулась, но «костюмчик» сжал ее так, что не шевельнуться.

Ох, ну и силен паразит!

— Думаешь, меня радует вся эта ситуация? — прошипел он на ухо. — Твоя компания — просто мечта. Да еще в ящике. Так что давай выбираться. Рассказывай, что за проблемы у тебя с родителями.

— Да пошёл ты!

Фрида не собиралась делиться семейными проблемами. Ни с кем. И уж точно не с этим выпендрежником. Нашелся, блин, исповедник!

— Значит, будет лежать тут до скончания века, — констатировал он уныло.

— Почему же? До окончания праздника. Аполинария начнет разбирать шатер магией и найдет нас. Осталось максимум пара часов.

— Или десятилетий. Откуда тебе знать, что в лабиринте время идет так же, как в реальности. Может для них час, а для нас минута. Или секунда.

Фрида выругалась. А ведь зам прав. Такое очень даже возможно. Лабиринты нередко заколдовывали, чтобы заблудившиеся гости не теряли много времени. Внутри они могли бродить пару часов, но, выходя наружу, обнаруживали, что прошли считанные минуты.