застыв и затаив дыханье, внемлет

той ругани, которой два бойца

друг друга осыпают на арене,

чтоб, распалясь, схватиться за мечи.

Цель состязанья вовсе не в убийстве,

но в справедливой и логичной смерти.

Законы драмы переходят в спорт.

Акустика прекрасна. На трибунах

одни мужчины. Солнце золотит

кудлатых львов правительственной ложи.

Весь стадион -- одно большое ухо.

"Ты падаль!" -- "Сам ты падаль".
– - "Мразь и падаль!"

И тут Наместник, чье лицо подобно

гноящемуся вымени, смеется.

VII

Башня

Прохладный полдень.

Теряющийся где-то в облаках

железный шпиль муниципальной башни

является в одно и то же время

громоотводом, маяком и местом

подъема государственного флага.

Внутри же -- размещается тюрьма.

Подсчитано когда-то, что обычно -

в сатрапиях, во время фараонов,

у мусульман, в эпоху христианства -

сидело иль бывало казнено

примерно шесть процентов населенья.

Поэтому еще сто лет назад

дед нынешнего цезаря задумал

реформу правосудья. Отменив

безнравственный обычай смертной казни,

он с помощью особого закона

те шесть процентов сократил до двух,

обязанных сидеть в тюрьме, конечно,

пожизненно. Не важно, совершил ли

ты преступленье или невиновен;

закон, по сути дела, как налог.

Тогда-то и воздвигли эту Башню.

Слепящий блеск хромированной стали.

На сорок третьем этаже пастух,

лицо просунув сквозь иллюминатор,

свою улыбку посылает вниз

пришедшей навестить его собаке.

VIII

Фонтан, изображающий дельфина

в открытом море, совершенно сух.

Вполне понятно: каменная рыба

способна обойтись и без воды,

как та -- без рыбы, сделанной из камня.

Таков вердикт третейского суда.

Чьи приговоры отличает сухость.

Под белой колоннадою дворца

на мраморных ступеньках кучка смуглых

вождей в измятых пестрых балахонах

ждет появленья своего царя,

как брошенный на скатерти букет -

заполненной водой стеклянной вазы.

Царь появляется. Вожди встают

и потрясают копьями. Улыбки,

объятья, поцелуи. Царь слегка

смущен; но вот удобство смуглой кожи:

на ней не так видны кровоподтеки.

Бродяга-грек зовет к себе мальца.

"О чем они болтают?" -- "Кто, вот эти?"

"Ага".
– - "Благодарят его".
– - "За что?"

Мальчишка поднимает ясный взгляд:

"За новые законы против нищих".

IX

Зверинец

Решетка, отделяющая льва

от публики, в чугунном варианте

воспроизводит путаницу джунглей.

Мох. Капли металлической росы.

Лиана, оплетающая лотос.

Природа имитируется с той

любовью, на которую способен

лишь человек, которому не все

равно, где заблудиться: в чаще или

в пустыне.

X

Император

Атлет-легионер в блестящих латах,

несущий стражу возле белой двери,

из-за которой слышится журчанье,

глядит в окно на проходящих женщин.

Ему, торчащему здесь битый час,

уже казаться начинает, будто

не разные красавицы внизу

проходят мимо, но одна и та же.

Большая золотая буква М,

украсившая дверь, по сути дела,

лишь прописная по сравненью с той,

огромной и пунцовой от натуги,

согнувшейся за дверью над проточной

водою, дабы рассмотреть во всех

подробностях свое отображенье.

В конце концов, проточная вода

ничуть не хуже скульпторов, все царство

изображеньем этим наводнивших.

Прозрачная, журчащая струя.

Огромный, перевернутый Верзувий,

над ней нависнув, медлит с изверженьем.

Все вообще теперь идет со скрипом.

Империя похожа на трирему

в канале, для триремы слишком узком.

Гребцы колотят веслами по суше,

и камни сильно обдирают борт.

Нет, не сказать, чтоб мы совсем застряли!