ветер смеется во тьму.

Что ты сказал о коронах,

слов твоих не пойму."

"Прятал свои усилья

он в темноте ночной.

Все, что он сделал: крылья

птице черной одной."

"Ветер мешает мне, ветер.

Уйми его, Боже, уйми.

Что же он делал на свете,

если он был с людьми."

"Листьев задумчивый лепет,

а он лежит не дыша.

Видишь облако в небе,

это его душа."

"Теперь я тебя понимаю:

ушел, улетел он в ночь.

Теперь он лежит, обнимая

корни дубовых рощ."

"Крышу я делаю, крышу

из густой дубовой листвы.

Лежит он озера тише,

ниже всякой травы.

Его я венчаю мглою.

Корона ему под стать."

"Как ему там под землею."

"Так, что уже не встать.

Там он лежит с короной,

там я его забыл."

"Неужто он был вороной."

"Птицей, птицей он был."

6 июня 1962

– ----------------

Инструкция опечаленным

Не должен быть очень несчастным

и, главное, скрытным...

А. Ахматова

Я ждал автобус в городе Иркутске,

пил воду, замурованную в кране,

глотал позеленевшие закуски

в ночи в аэродромном ресторане.

Я пробуждался от авиагрома

и танцевал под гул радиовальса,

потом катил я по аэродрому

и от земли печально отрывался.

И вот летел над облаком атласным,

себя, как прежде, чувствуя бездомным,

твердил, вися над бездною прекрасной:

все дело в одиночестве бездонном.

Не следует настаивать на жизни

страдальческой из горького упрямства.

Чужбина так же сродственна отчизне,

как тупику соседствует пространство.

6 июня 1962

– ----------------

x x x

1

Под вечер он видит, застывши в дверях:

два всадника скачут в окрестных полях,

как будто по кругу, сквозь рощу и гать,

и долго не могут друг друга догнать.

То бросив поводья, поникнув, устав,

то снова в седле возбужденно привстав,

и быстро по светлому склону холма,

то в рощу опять, где сгущается тьма.

Два всадника скачут в вечерней грязи,

не только от дома, от сердца вблизи,

друг друга они окликают, зовут,

небесные рати за рощу плывут.

И так никогда им на свете вдвоем

сквозь рощу и гать, сквозь пустой водоем,

не ехать ввиду станционных постов,

как будто меж ними не сотня кустов!

Вечерние призраки!
– - где их следы,

не видеть двойного им всплеска воды,

их вновь возвращает к себе тишина,

он знает из окриков их имена.

По сельской дороге в холодной пыли,

под черными соснами, в комьях земли,

два всадника скачут над бледной рекой,

два всадника скачут: тоска и покой.

2

Пустая дорога под соснами спит,

смолкает за стеклами топот копыт,

я знаю обоих, я знаю давно:

так сердце звучит, как им мчаться дано.

Так сердце стучит: за ударом удар,

с полей наплывает холодный угар,

и волны сверкают в прибрежных кустах,

и громко играет любимый состав.

Растаял их топот, а сердце стучит!

Нисходит на шепот, но все ж не молчит,

и, значит, они продолжают скакать!

Способны умолкнуть, не могут -- смолкать.

Два всадника мчатся в полночную мглу,

один за другим, пригибаясь к седлу,

по рощам и рекам, по черным лесам,

туда, где удастся им взмыть к небесам.

3

Июльскою ночью в поселке темно.

Летит мошкара в золотое окно.

Горячий приемник звенит на полу,

и смелый Гиллеспи подходит к столу.

От черной печали до твердой судьбы,

от шума в начале до ясной трубы,

от лирики друга до счастья врага

на свете прекрасном всего два шага.

Я жизни своей не люблю, не боюсь,

я с веком своим ни за что не борюсь.

Пускай что угодно вокруг говорят,

меня беспокоят, его веселят.

У каждой околицы этой страны,