Сомнамбулою уличных огней,

пристанищем, ристалищем теней,

обителью, где царствует сквозняк,

качался офицерский особняк,

так, если кто-то гонится вослед,

неузнанными в блеске эполет,

затерянными в бездне анфилад,

зажавшими в ладонях шоколад,

обнявшими барочные сосцы,

окажутся пехотные юнцы,

останется непролитой их кровь,

останутся их дамы и любовь,

их яблоки, упавшие из ваз, -

предел недосягаемости ваш.

Кто вздрагивал под вывескою "вход"?

Кто вздрагивал в предчувствии невзгод,

предчувствуя безмерную беду,

кто вздрагивал единожды в году,

кто на душу не принял бы греха,

чья светлая душа была глуха,

кто вовремя уменьшил кругозор,

кто вздрагивал, предчувствуя позор?

Насмешка, издевательство и срам:

предел недосягаемости -- храм,

пример несокрушимости -- орех,

пример недосягаемости -- грех,

предел невозмутимости -- бокал

среди несокрушимости зеркал.

Кто выживет в прогулках у Невы,

беспечнее, прекраснее, чем вы,

прелестнее, прекраснее одет,

кто вам не оборотится во след

с прекрасною улыбкой, никогда

в чьем сердце не оставите следа,

в чьем взоре промелькнет голубизна,

в чьем взоре распластается Нева,

чье черное пальто и синева

останутся когда-нибудь без нас,

в потемках и в присутствии огней,

не чувствуя присутствия теней?

Не чувствуя ни времени, ни дат,

всеобщим Solitude и Soledad,

прекрасною рукой и головой

нащупывая корень мировой,

нащупывать в снегу и на часах,

прекрасной головою в небесах,

устами и коленями -- везде

нащупывать безмерные О, Д -

в безмерной ОДинокости Души,

в ДОму своем и далее -- в глуши

нащупывать на рОДине весь гОД?

В неверии -- о госпОДи, mein Gott,

выискивать не АД уже, но ДА -

нащупывать свой выхОД в никогДА.

Безмолвно наслаждаясь из угла,

все детство наблюдая зеркала,

предел невозмутимости их -- пруд,

безмерно обожая изумруд,

ухмылки изумрудные гостей -

достигнувшими возраста страстей,

почувствуем ли спрятанный в них клАД,

присущий только подлинности хлАД,

вокруг него и около кружа,

доподлинным обличьем дорожа,

доподлинно почувствуешь ли в них,

себя уже стократ переменив,

портьеру или штору теребя,

почувствуешь ли в зеркале себя?

Укрыться за торшерами в углу,

укрыться офицером на балу,

смотреть в апоплексический портрет,

какое наслаждение и бред,

на дюреровской лошади верхом

во тьму на искушение грехом,

сжимая поредевшие виски,

въезжая в Апокалипсис тоски,

оглядываться сызнова назад -

внезапно нарастающий азарт

при виде настигающих теней,

и грохот огнедышащих коней,

и алый меч в разверстых небесах

качается, как маятник в часах.

Я вижу свою душу в зеркала,

душа моя неслыханно мала,

не более бумажного листа, -

душа моя неслыханно чиста,

прекрасная душа моя, Господь,

прелестная не менее, чем плоть,

чем далее, тем более для грез

до девочки ты душу превознес, -

прекрасная, как девочка, душа,

ты так же велика, как хороша, -

как девочке присущий оптимизм,

души моей глухой инфантилизм

всегда со мной в полуночной тиши.

За окнами ни плоти, ни души.

За окнами мерцают фонари.

Душа моя безмолвствует внутри,

безмолвствует смятение в умах,

душа моя безмолвствует впотьмах,

безмолвствует за окнами январь,

безмолвствует на стенке календарь,

безмолвствует во мраке снегопад,

неслыханно безмолвствует распад,

в затылке нарастает перезвон,

безмолвствует окно и телефон,

безмолвствует душа моя, и рот

немотствует, безмолвствует народ,