— То есть до Северного Предела ты так и не добрался? — осведомился лорд Себастьян, переваривая последний кусочек хорошо прожаренной дичи вместе с рассказом Жака.

— Вестимо так, хозяин, — кивнул слуга. — В Веридоре пригодился, да видно, пришла пора вернуться, уж не знаю, надолго али нет.

— Знаешь, я, конечно, велел тебе бросить мое поручение, но все же надеялся, что ты найдешь ее, — тихо признался граф.

— Дык на кой, господин? Вы же решили, что не бывать вам вместе?

— Я бы хоть знал, что она жива, здорова…

— Да что с ей станется! Право слова, лорд Себастьян, выкинули бы вы уже эту кралю из головы. Вы ж не демон какой, чтоб у вас мозги на ком-то одном повернулись.

— А что, если не демон, то и полюбить не могу? — горько усмехнулся граф, в мыслях самому себе отвечая, что да, полюбить он не может. Права не имеет.

— Это ж почему? — невозмутимо глотнул еще настойки слуга. — Любовь — это, сами изволите видеть, штука такая, капризная. Она с каждым может приключиться. Да разве ж вы влюблены, Ваша Светлость? Ну увидали вы девчонку разок, ну запомнилось. Так это ж ничегошеньки не значит!

— Жак, а ты любил когда-то? — попытался перевести тему Себастьян, просто тошно ему было говорить об этом. Вроде бы и привыкнуть за столько то лет можно было, а все никак.

— Мне не довелось, — признался старый друг, который, в сущности, был не то чтобы стар, едва-едва за пятьдесят перевалило. — Да, признаться, любви я не искал никогда. Вот кто-то мчится куда-то, всю жизнь мыкаются, типа судьбу свою разыскивают. А я так думаю: коли судьба ваша — от вас она не уйдет. Главное — узнать, когда встретишь. А за то, что встретишь, волноваться не приходится, пущай об этом госпожа Судьба и волнуется.

— Сказал человек, которого госпожа Судьба возлюбленной обделила. Хороша твоя логика, нечего сказать, — хмыкнул Себастьян, тоже прикладываясь к бокалу с крепким саратским алкоголем, от которого мозги отшибало даже у самых твердолобых солдафонов, а вот ему — чисто слабенькое вино. — В таком случае, госпожа Судьба! Слышите меня? Сделайте такую милость! Пускай по вашей воле сейчас в эту комнату зайдет моя суженная и скажет… ммм… — на миг задумался лорд, придумывая самое маловероятное развитие событий, и тут глаз его упал на початую бутыль саратской настойки. — И пусть она, даже не представившись, воскликнет на северный манер, как чистокровные саратцы приветствуют: "Долгие ле'та вам, мой лорд!"

И сам расхохотался от своей придумки.

Затих смех графа под скрип открывающейся двери. Ум Себастьяна тут же выдал, что никто из своих не посмел бы вваливаться к нему в кабинет. Даже Гарет сперва постучал бы и дождался бы разрешения войти. Да даже Никалаэда…

Странное ощущение, липким холодком пробежавшееся по спине и скрутившееся в узел где-то в районе сердца, было непривычно, и Себастьян рад бы был сбросить это непривычное, ничем не объяснимое оцепенение… но не мог. Отчего то не мог ни пошевелиться, ни просто слова вымолвить. Словно вот она, госпожа Судьба, действительно пришла по его душу, и шаги ее зловещим роком отдаются у него в душе.

В абсолютной тишине четко прозвучал звонкий голосок с едва уловимым певучим северным акцентом:

— Долгие лета вам, мой лорд.

Сознание металось в бреду, игнорируя тот факт, что хозяйка пытается привести его в нормальный вид. Я никогда раньше не падала в обмороки и теперь поминала тихим словом судьбу, которая все же решила преподнести мне сей печальный опыт. Если в нормальном состоянии видения приходили ко мне или во сне, или при прикосновении к напитанной воспоминаниями вещи, то сейчас реальность ускользала от меня, а на Дар навалилась древняя невиданная сила, вязкой необузданной магией разливающаяся по всему Зеленому Горбу. И от того, сколько тайн хранит особняк графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и его обитатели, становилось страшно. По настоящему страшно.

Но оградить сознание от этого потока прошлого я не могла…

***

Статный молодой мужчина застыл перед величественным портретом в полный рост и задумчиво всматривался в чернющие глаза, темнее самой Тьмы. Точно такие же, как и у него. Не надо быть провидцем, чтобы понять: мужчина, изображенный на холсте, — его отец. Он был практически отражением портрета, с той лишь разницей, что его вьющиеся густые локоны цвета воронова крыла едва-едва доставали до плеч, а у того, что взирал с картины, волосы иссиня-черным, идеально гладким и, кажется, даже чуть блестящим каскадом спадали практически до пояса. А еще я знала одного человека, оглушающего своим сходством с этими двумя… Сомнений не было, передо мной Его Величество великий король Веридора Персиваль, прозванный в народе Похотливый за количество детей — двенадцать сыновей, если не считать полуреального-полумифического тринадцатого принца Веридорского, и младшенькая дочка Пенелопа. Сын первого великого короля Веридора и основателя королевства демона Рагнара, в Северном пределе более известного, как Хранитель.

— Я ждал тебя, сынок, — раздался низкий хрипловатый голос совсем рядом, но Персиваль не вздрогнул, а напротив, улыбнулся — узнал голос родителя, да и ждал он его.

Рядом с королем Веридора появился сизый дымок, за несколько мгновений соткавшийся в полупрозрачную человеческую фигуру. Глаза Рагнара, хоть и были, как у всех призраков, дымчатыми, глядели совсем как при жизни, цепко и пронзительно.

— Отец, — слегка поклонился ему Персиваль. — А матушка…?

— Она не придет, не сегодня, — отрезал почивший великий король, на миг прикрывая взгляд — явный призрак, что тема, которую собирался обсудить сын, и для него была весьма болезненна.