Шрифт:
— Нет, сделаешь, — голос его много лет назад был совсем таким же, как сейчас, чего нельзя сказать о лице.
Соболиные брови вразлет над большими выразительными глазами чернее самой Тьмы, высокие скулы, волевой подбородок, по-мужски большой нос и четко очерченые губы… да он красавцем был. И теперь, без шрамов, он был невероятно похож на свою сестру. Хотя по другому и быть не могло, ведь, если не лжет молва, они близнецы.
— Никогда! — надрывается великая королева Пенелопа, и слезы из ее глаз струятся совсем не по-королевски.
— Другого мага Жизни мне не найти, — упрямо мотнул головой Бастард Тьмы, стараясь не замечать отчаяния своей сестры. — Шрамы от обычного ножа с моей регенерацией пропадут бесследно максимум через год. А лицо мне надо изменить навечно.
— Гарет, я прошу тебя! — Пенелопа уже не сдерживалась, безвольно повиснув на нем и уже не пытаясь задушить в груди рыдания. — Зачем ты хочешь себя изуродовать?! Зачем тебе она?!!!
— Ты знаешь, она дорога мне, — Бесноватый неожиданно тепло улыбнулся, — она моя единственная.
— Так хватай ее в охапку и всего делов! — истерика явно набирала обороты.
— А как же Гвейн? — иронично вздернутая бровь.
— Да что мне Гвейн? Гвейн, он, он… Но ты мой брат! Не смотри на меня так! Да, меж вами я однозначно выберу тебя! А ты… Гарет, ты же демон, в Хаос!
— Ваше Высочество, что за выражения? — притворно возмутился Гарет, нежно обнимая сестру и слегка покачивая ее, успокаивая. — Ну ты что, ты что? Не надо плакать, Пенни. Зачем мне смазливое лицо? Девок приманивать? Так все, не нужно мне это больше, я свою уже нашел. А то, что демон… Знаешь, может я и поступил бы так. Если бы она сомневалась, если бы хоть искорка любви тлела в ее сердце. Она не ненавидит меня, нет. Хотя имеет на это полное право. Я изрубил всю ее родню у нее же на глазах, сжег ее дом…
— Таков закон войны, — попыталась было возразить Пенелопа, но брат не дал ей договорить.
— Не надо, Пенни. Я жесток, я знаю. Видимо, за мою жестокость мне и награда. Я не хочу калечить ее жизнь еще больше. И никогда не отравлю ядом жизнь Гвейна. Он простит, я знаю. Он не был бы Благородным Сердцем, если бы не простил. Я сам себя не прощу, Пенни! Навек изувеченная морда — малая плата за спокойствие и счастье моих близких. Единственных людей, кто дорог мне, кроме тебя, сестрица. Зачаруй кинжал, Пенни, и не думай боле об этом.
— Ты… ты сделаешь это сам? — плечи великой королевы поникли, слезы утихали. Она лучше кого бы то ни было знала, что переубедить ее брата невозможно, если решение уже принято, и, видимо, смирилась.
— Мне некого просить, кроме тебя, но так пытать собственную сестру не может даже такое чудовище, как я, — горько усмехнулся Гарет, а затем добавил, глядя прямо в глаза Пенелопе. — Обещай мне никогда не вспоминать о том, что это ты зачаловала для меня кинжал. Это мой выбор, Пенни. Ты еднственная в семье всегда понимала меня и уважала МОЙ выбор. Я так хочу. Помоги мне!
— Да… — последнее, что услышала я, проваливаясь куда-то в беспросветную тьму…
4.2
Я не могу тобою быть любим,
Я должен был давно истлеть в могиле,
Навеки болен запахом твоим,
Сам отказаться от тебя ни в силах,
Как ни был бы смешон влюбленный змей,
Погубит от невинную овечку,
А после получив, что вожделел,
Останется один, навечно…
Он снова перевел взгляд на прекрасную девушку, раскинувшуюся на отвратительно черных простынях. Нет, все же у хозяина не все дома! Это ж надо, постельное в цвет вечного траура заказать! Портьеры в комнате тоже безмолвно напоминали о том, что особняк нередко скорбит… он бы даже сказал регулярно! Как выяснилось, раз в год, Хаос забери этого… нет, назвать графа человеком даже у него, полукровки-демона, язык не поворачивался! Даже если он и правда ничего не делает со своими молодыми женами (а между тем бредовые мысли о жертвоприношениях так и лезли в голову, учитывая системность "несчастных невероятных смертей"), человеческое существо после десятой — десятой, мать его! — скоропостижно скончавшейся новобрачной должно было остановиться! Но нет, граф из года в год пытал счастье… ну, или кликал несчастье на свою голову и женился, женился, женился… Даже если на нем изначально проклятия не было, уже должно было появиться, после стольких то загубленных юных дев. Странно, как его еще никто из безутешных родственничков не приговорил? Хотя, чего ж тут странного? Знатнейший и богатейший аристократ местного разгульного общества, без каких-либо преувеличений, король юга. Обширные земли, сельскохозяйственные угодья, фермы, важнейшие торговые тракты, рудники и месторождения, ремесленные центры, магические школы… Да, здесь граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон — царь и бог, и купить может что угодно и кого угодно. Кроме жизни, угодившей в цепкие лапы смерти. Правильные слова произнесла та несчастная, нечего сказать. Сам то он, несмотря на трепетные чувства друга и слуги ко всему графскому семейству, считал, что кару и Франциск, и Себастьян заслужили: первый — ибо сволочью, судя по рассказам Жака, был редкостной, надо признать, хотя о почивших или хорошо, или никак; второй же по дурости или тоже по сволочной натуре. Ведь наверняка знал, что сердце девичье уже занято. Но нет, договоренности с другим знатным родом, понятно дело, важнее, чем жизнь какой-то там девчонки. А то, что ему с ней жить до конца дней своих, обстоятельство маловажное. Главное, он долг свой треклятый выполнит и достойную партию составит!
Он и сам не знал, почему его так задела эта история. Может, потому что видел не одну подобную историю, и все как одна происходили с его друзьями и оканчивались ожидаемо печально. Родители, несмотря на свое положение, не раз повторяли ему, что ни политика, ни денежная выгода, ни "поддержание породы" не стоят того, чтобы ломать судьбы и обрекать самого себя и других на несчастье. Войны, несмотря на династические браки, все равно разразятся, может, на несколько лет позже, но все же; благородное происхождение, к величайшему сожалению, не гарантирует благородство души; а человек, для которого дороже денег только очень много денег, хуже безумца или наркомана.
А может, дело было в том, что он в душе ревновал старого слугу к этому Себастьяну? Ведь для Жака граф был таким же обожаемым "молодым хозяином", а демоническая натура в своей обычной эгоистической манере остро реагировала на наличие другого существа, которое мог бы любить дорогой ему человек. Помнится, дядя даже несколько раз дрался практически в полную силу с ухажером своей сестры из-за "братско-демонической" ревности, но потом все более-менее утряслось, кавалер стал мужем, потом появился на свет маленький демоненок, собственно, он сам.