— Ах, ты ж дрянь, — тяжело сглотнув, шипит Кристофер. Я вижу, что ему очень больно, но он старается не показывать этого. Долгие годы, прожиты вместе, научили меня читать этого человека. — Это т–ты ошибаешься… Думаешь, что сделала меня долбаным имп–потентом, и на этом твои мучения закончены? Нет, моя сладкая, все только начинается…

— Все давно уже закончилось. Задолго до того, как ты явился ко мне домой без приглашения. И даже до того, как я первый раз попала в больницу. Сейчас я просто доказала, что могу за себя постоять. Я не принадлежу тебе, и ты больше никогда не сможешь причинить мне боль. Ни физическую, ни моральную. Я тебя предупредила.

Все, что хотела, я сказала, для меня точка поставлена, поэтому разворачиваюсь и направляюсь к выходу.

— Т–ты ничего н–никому не доказала. Все было иллюзией. Что разлюбила, что ушла от меня, что сможешь спокойно жить дальше. Ты создана для меня. Тебе от меня не спрятаться, я восстановлюсь, и ты будешь ублажать меня до конца своей жалкой жизни, наслаждаясь процессом, как и прежде. Будешь молить о том, чтобы я уделил тебе внимание и разрешил сосать мне. Медицина не стоит на месте, врачи обязательно что–нибудь придумают.

Резко развернувшись, от чего потемнело в глазах, подхожу к кровати.

— Я мечтала это сделать с тех пор, как ты первый раз надел на меня маску, — наклонившись, шиплю ему в лицо, указывая пальцем на его пах. Глаза в глаза, во мне не осталось ни капли страха перед этим мужчиной. Если честно, такой сильной я себя чувствую впервые в жизни. — Надеюсь, ты насладился каждой минутой моих представлений. Больше тебе не перепадет такого удовольствия, и ты больше не сможешь никому навредить. Ни мне, ни кому–либо еще. Тем, что у тебя осталось, уже не сделаешь больно.

— Н–не забывай, что есть еще с–страпон. Я выйду от–тсюда, и т–ты пожалеешь о т–том, что с–сделала, — прищурив глаза, запинаясь, говорит он.

И тут на меня как будто вылили ведро ледяной воды. Коктейль из адреналина, ненависти и ярости заполнил каждую частичку моего тела. Я перестала соображать где нахожусь и что делаю.

— Страпон, говоришь? — взревев, я изо всех сил дергаю за катетер и еще какие–то трубочки, что торчат из его полового органа, вырывая все наружу. Крис начинает орать, как дикий зверь, угрожая мне и проклиная. Схватившись за то, что осталось от его достоинства, он рыдает, как маленький мальчик, у которого все отняли, и качается по кровати, забрызгивая все вокруг кровью, мочой и еще какой–то бледно–желтой жидкостью. Картина омерзительная, но это волнует меня сейчас в последнюю очередь. — Если ты приблизишься ко мне хоть на шаг — откушу не только член, я перегрызу тебе горло. Только попробуй, и узнаешь, что я не шучу.

Буквально через секунду дверь отворяется, и в комнату врываются медсестры и санитары, откуда–то появляется Доминик, который сгребает меня в охапку, и тащит к двери, на ходу вырывая из моих рук окровавленные шланги.

— Только попробуй, слышишь? — как в бреду, кричу я. — Только попробуй… — и истеричный хохот вырывается из моего рта. Из глаз льются слезы, я не могу перестать смеяться, но смех этот звучит далеко не весело, а жутко, мрачно. Как из фильма ужасов. Тело начинают сотрясать судороги, глаза застилает красной пеленой, я задыхаюсь. Где–то вдалеке слышен, голос Ника, он что–то кричит, зовет на помощь, а потом из ниоткуда возникает врач, колет мне какой–то препарат в плечо, и я, наконец, успокаиваюсь, реальность покидает меня.

***

— … на берегу океана… — знакомый голос с хрипотцой прорывается сквозь мое сознание, согревая изнутри. — Я покажу тебе самые красивые закаты и незабываемые рассветы. Ты только вернись ко мне, Кэтти, пожалуйста…

Открыть глаза стоило огромных усилий. Солнечный свет за окном ослеплял, причиняя невыносимую боль. Ник, понимая, что я проснулась, встрепенулся и наклонился ближе ко мне.

— Кэтти, ты меня слышишь?

— Закрой, пожалуйста, жалюзи, — хриплю я, и он и он тут же поднимается, чтобы выполнить мою просьбу. Комнату освещают лишь тусклые лучи, которым, все–таки, удалось пробиться сквозь щели белого пластика.

Доминик садится на стул, стоящий рядом с кроватью, берет меня за руку и кладет на нее голову.

— Господи, Кэтрин, я так испугался. Я думал… — закрыв глаза, начинает он.

— Шшш… — мягко перебиваю я его. — Не надо…

И так проходит целая вечность. Он держит мою руку, а я глажу его волосы, такие мягкие на ощупь. Пальцы рук покалывает, когда я в очередной раз прикасаюсь к нему, все мое тело как будто подключено к высоковольтному кабелю. Разряд за разрядом проходит сквозь меня каждый раз, когда я чувствую на руке его дыхание. Как будто прочитав мои мысли, он переворачивает мою кисть ладонью вверх и прижимается к ней горячими губами. Его глаза до сих пор закрыты, а я не могу отвести от него взгляда. Такой красивый, мужественный и чувственный. Мужчина, излучающий силу, не прилагая к этому особых усилий. Даже сейчас, когда он сидит у моей кровати, разбитый, подавленный, я понимаю, что он владеет миром и моим сердцем. А я всего лишь крошечная частичка из вселенной, которая целиком и полностью хочет подчиняться ему.

Сердцем я уже принадлежу ему. Но здравый смысл кричит о том, что ничего не получится. НИЧЕГО УЖЕ НЕ БУДЕТ КАК ПРЕЖДЕ.

— Доминик, нам нужно поговорить, — собравшись с силами, наконец произношу я глухим голосом. Он едва заметно вздрагивает и поднимает голову. В янтарных глазах зарождается беспокойство, и мою грудную клетку разрывает от того, что я собираюсь ему сказать.

— Я знаю, Кэтти, все знаю. То, что ты мне сказала — это неправда. Я знаю кто такой Кристофер и зачем он пришел к тебе. Дейзи мне все рассказала. Клянусь, его больше никогда не будет в твоей жизни и он не сможет причинить тебе боль. Иначе, черт меня подери, он пожалеет, что родился на свет. Теперь все будет по–другому. Вот увидишь.