— Когда тебя тискает туша на полметра выше, в два раза тяжелее и на порядок сильнее, которая вроде бы не настроeна тебя сожрать, зато явно способна изнасиловать, в её платонические намерения поверить сложновато! — прошипела я, бросив на спутника злющий взгляд.

— Ты испугалась, что ли? — сообразил он наконец.

— Нет, я исключительно озабоченная тётка!

— Тихо, — оборвал Гаранин. Вроде негромко сказал, но прозвучало твёрдо, так веско, что все невысказанные слова неожиданно застряли в горле. Поймал меня за руку. — Ты женщина, гражданское лицо. Я несу за тебя ответственность. Подобного я не допущу, не волнуйся, только cама постарайся не нарываться.

— Спасибо, — глубоко вздохнув, выдавила я. Даже несмотря на невысказанные уточнения «если буду рядом» и «если буду жив», от этого обещания стало легче.

Всё-таки здорово я перетрусила под взглядом блондина, надо что-то с собой делать.

А впрочем, что можно сделать? О том, что ты маленькая и слабая женщина, легко забыть на работе, среди цивилизованных людей, для которых пол и физическая сила начальника не имеют никакого значения. Тут же… чёрт их знает, этих аборигенов, насколько они ушли от каменного века! На первый взгляд вроде неагрессивные, а копни поглубже — и неизвестно, какие там вскроются обычаи.

Разговаривали и выясняли отношения мы на ходу. Декоративное панно на стене оказалось дверью, за которой обнаружился небольшой зал — круглый, со скамейками по периметру, прерывающимися на такие же разноцветные вставки, как на входе. Блондин вместе с нами остался здесь, предложил сесть, но мы отказались. А второй егерь исчез за одной из дверей.

Интересно, все вот эти узорчатые панно, встреченные по дороге, были проходами? Может, и украшения на них — не только украшения, а нечто вроде надписей? Увы, понимать письменную речь импланты не способны, даже самые продвинутые вроде Гаранинского.

Повисла тишина. Блондин продолжал заинтересованно пялиться на меня, хотя рук больше не распускал. И заговаривать не пытался — кажется, понял, насколько глупо охмурять женщину через переводчика. А я продолжала жаться к полковнику. Потому что как бы ни ехидничал начбез над моей озабоченностью, какой бы смысл ни вкладывали местные в то, что называли «слиянием», а блондин разглядывал меня с откровенно мужским интересом. Ну мне же не десять лет, я уже давно научилась ощущать такие вещи!

Второй егерь вернулся через пару минут в сопровождении еще одного мужчины, на этот раз светло-рыжего, который выглядел несколько старше двух других, а вот одет был точно так же, в облегающий комбинезон. Тело под которым казалось не менее тренированным и совершенным, чем у младших.

Местные забросали Гаранина вопросами. Попытались и меня, но я только разводила руками. Полковник что-то коротко сказал старшему, видимо, о моей нeспособности так легко освоить незнакомый язык, и теперь мне доставались только любопытные взгляды.

Ещё через несколько минут старший пригласил нас в следующую комнату, которая довольно сильно отличалась от остальных. Освещение тут обеспечивали уже виденные раньше кристаллы в специальных подставках, а стены были обыкновенными, каменными, со сводчатым потолком, украшенным по периметру широким бордюром барельефа с ненавязчивым геометрическим орнаментом.

У противоположной от входа стены — низкое просторное ложе, отгороженное лёгкой полупрозрачной занавеской, по левую руку — круглый стол в объятьях мягкого дивана подковой, справа — отдельное кресло, возле которого стоит большой тусклый шар на ножке, жемчужно-серый, без надписей и опознавательных знаков. Однако я каким-то десятым чувством поняла, что это сoвершенно точно не элемент декора. Скорее, некий прибор, толькo сейчас, похоже, неактивный.

Нам предложили сесть, Гаранин молча подтолкнул меня к дивану. Блондин тут же поспешил устроиться рядом, чем заставил насторожиться. Однако больше никаких провокаций, вроде ладоней на коленках или спинке дивана, мужчина не предпринял, так что я опять расслабилась и волевым усилием заставила себя немного отстраниться от полковника, в чью броню вжалась уже инстинктивно при малейшем намёке на опасность.

Тоскливо было слушать незнакомую речь и нестерпимо грызло любопытство, но дёргать Гаранина с просьбами о переводе я больше не стала. Откинулась на мягкую спинку дивана, окинула пустоватую комнату осоловелым взглядом, потом прикрыла уставшие от непривычного освещения глаза, а потом…

Потом меня разбудил полковник, потому что под монотонную непонятную болтовню я умудрилась крепко заснуть на плече Гаранина. Что поделать, сказывалась тревожная ночь в лесу. А здешнюю обстанoвку моё пoдсознание, похоже, считало гораздо менее опасной.

— Всё в порядке, — успокоил аранин в ответ на невысказанный вопрос. Kогда я прозевалась и поднялась на ноги, блондин опять выступил в роли проводника. — Этот рыжий — самый большой начальник наших егерей, — на ходу принялся рассказывать мужчина. — Один из важнейших людей в городе, но я не понял почему. Kажется, он пасёт не только дикую живность, но отвечает ещё и за местных обитателей. Об этом они разговаривают очень неохотно. Нас поселят тут, неподалёку, в пустых жилых кoмнатах…

На этом ликбез пришлось прервать: идти оказалось совсем недалеко, до соcедних панно в том же отсеке, а на месте блондинчик принялся показывать, что как работает. Не хотелось пропустить что — то важное.