— Ли-лин, — он старался облечь мысль в слова, — разве не проще в чем-то жить ради прошлого? Ты посвятила себя мертвым. Мертвые тебя не подведут, не предадут, не расстроят. Ты горюешь по умершим, носишь скорбь как погребальный наряд. Но ты юна, и горе на твоей душе, Ли-лин, тяготит тебя.

— Мне нельзя почитать мертвых, мистер Янци? Величие моего мужа, жертву моей матери? Мне их просто забыть?

— Забыть? — сказал он. — Нет, не забыть. Но я знаю о твоих кошмарах.

Я подавила дрожь. С детства по ночам порой повторялся сон. Я звала его Кровавым сном, наверное, следствием моего путешествия в Кровавый пруд. Кровавый сон парализовал меня, ранил из-за всех моих потерь. Я видела мертвую маму и ничего не могла поделать, а теперь я три года видела в Кровавом сне, как умирал мой муж, снова и снова.

— Мистер Янци, — сказала я, наконец. — Я выбрала почитать людей, что означали все для меня, но люди, которые заботились обо мне, мертвы.

— Ты говоришь, что все, кто заботился о тебе, мертвы, — сказал мастер Янци. — И твой отец отказался от тебя. Да, он не поддерживал тебя так, как ты хотела. Но ты недооцениваешь его чувства к тебе.

— И все же? — сказала я.

— И все же, — сказал мистер Янци, — я — его глаз, и у моей жизни тоже есть цель. Моя цель — спасти тебя, даже когда тебя нужно спасать от тебя.

Я взглянула на труп на столе.

— Какой была цель ее жизни?

Мистер Янци напрягся на пару мгновений, молчал.

— Может, стоит спросить у нее, — сказал он.

— В смысле?

— Одна из частей ее высшей души должна оставаться в ее трупе, да?

— Да, — сказала я. — И этой части там нет.

— Душа ее трупа пропала, — сказал он. — Но отправились ли две другие части туда, куда должны были?

— Друг мой, — сказала я, — ты только что заработал себе больше времени в теплой чашке чая. Спасибо за идею.

Я переписала Восемь деталей Сю Анцзинь на желтую рисовую бумагу. Я добавила три отметки сверху, оставила свою печать алыми чернилами три раза.

Я поднесла талисман к огню свечи, чтобы он загорелся. Он быстро вспыхнул, пламя было ярким в тусклой комнате. Талисман рассыпался пеплом, став духовным посланием.

Я коснулась его, искала пульс на духовной бумаге.

— Что такое, Ли-лин?

— Ощущения связи нет, — сказала я. — Сю Анцзинь и ее имя с деталями должны притягиваться друг к другу, это духовное послание должно иметь свой пульс, пытаться соединиться с душой человека.

— А это не ощущалось?

— Нет, — сказала я. — Ощущалось неактивным.

— Значит, что-то случилось с ее душой?

— Не обязательно, — сказала я. — Может, Восемь деталей не верны.

— И девушка умерла с цветами, растущими изо рта, — сказал он. — Это первая загадка. Что за растения растут в человеке и удушают его? Ее шихан, высшая душа трупа, отсутствует. Это вторая загадка. И…

— И ее Восемь деталей ни с чем не связаны в духовном мире, — сказала я. — Третья загадка.

— У тебя есть способ узнать, точные ли Восемь деталей?

— Да, — сказала я, но скривилась. — Кое-кто может мне рассказать больше.

Глаз ждал, что я продолжу, но я молчала. Он глядел на меня. Минута прошла в тишине.

— Ты собираешься поговорить с отцом, да? — сказал он.

Я не ответила.

— Ты к этому готова, Ли-лин?

Я не ответила.

Он уткнулся зрачком и радужкой в ладошки.

ТРИ

Я покинула территорию Си Лянь и пошла в район Аншень. Знака границы не было. Те же люди подавали рис и овощи с кусочками мяса, те же парикмахерские, те же маленькие фабрики, где крутили сигары или делали одежду.

Старый дом ощущался нереальным. Я миновала угол, где два мальчика раньше дрались и играли, пока я смотрела. Шагая, я вспомнила те веселые вечера, радостных мальчишек, какими они были за годы до того, как я вышла за одного и покалечила другого. Я повернула за угол.

Я прошла мимо мужчин, читающих новости из Китая или объявления на стене, подождала, пока мимо проедет повозка с лошадью и пошла дальше. Я замедлилась на миг у участка дороги, который всегда будет для меня Местом, где я выбралась из паланкина невесты, и пошла дальше мимо участка, что всегда останется Местом, где убили моего мужа. Я миновала людей, и многие поглядывали на меня, узнавали «девушку, что жила тут», «вдову Ракеты» или «дочь даоши».

Наконец, я подошла к углу Калифорнии и Дюпона, где несколько человек собрались посмотреть на ночной ритуал моего отца.

Отец бросил бумажную лошадь в костер. У огня под светом первых звезд его лицо казалось строгим. Его седеющие усы и брови отражали оранжевый, красный, желтый свет огня, тени были резкими и темными. Он был в наряде даоши песочного цвета, расшитом триграммами из Йи Цзинь. Его черная шапка напоминала крышу. Люди наблюдали за ним, живые и мертвые.

Он, видимо, купил стеклянный глаз, пока мы не виделись. Белый, не видящий, он катался в его глазнице. Рядом с ним был большой мешок, полный бумажных предметов, которых он предлагал духам.