Её сам чёрт не обойдёт.

Допев куплет, он отложил в сторону гитару и направился к выходу. Не дойдя до двери пару метров, капитан остановился. Обернувшись, он бросил неприязненный взгляд в сторону штабс-капитана и промолвил с сарказмом:

– Милый граф, а может, в вашей неприязни к подпоручику Котлинскому всё намного прозаичней, нежели его происхождение? Может, дело в том, что он в свой двадцать один год уже имеет орден Святого Станислава с мечом и бантом второй и третьей степени? А ещё орденом Святой Анны, опять-таки, двух степеней награждён? А у некоторых на глади мундира ни одной дырочки под награды не наблюдается, несмотря на благородное происхождение?

С нескольких сторон раздались ехидные смешки. Видимо, штабс-капитана здесь многие недолюбливали. На пунцовом от злости лице графа отразилась гримаса ненависти.

– Я бы попросил… – вспылил штабс-капитан, вскакивая со стула.

– Да бросьте вы, граф! – отмахнулся капитан и вышел на улицу.

– Довольно, господа, – примирительно, но строго произнёс подполковник. – Капитан, похоже, выпил лишнего. Не обижайтесь на него, граф, – продолжил он, – пора расходиться по позициям. Завтра может быть очень тяжёлый день. Немцы какую-то пакость для нас заготовили. Печёнкой чувствую: будут в ближайшем будущем неприятные сюрпризы. Честь имею, господа, – закончил подполковник и поднялся со стула, показывая всем своим видом, что вечер окончен.

Подпоручик Котлинский нагнал сестру милосердия на дороге, ведущей к госпиталю.

– Маша, – окликнул он девушку и, когда та обернулась, проговорил: – не обращайте на графа внимания. В нём от дворянина только усики ухоженные да форма, денщиком отутюженная! Остальное – пустота!

– А я и не обращаю, – нисколько не смутившись, ответила Мария.

– Можно, я вас до госпиталя провожу?

– Можно. И не только до госпиталя, между прочим. Меня к вам на замену в Землянский полк назначили. На передовой форпост.

– Отлично! – не сдержав радости, воскликнул подпоручик, но тут же осёкся: – Как на передовую? Там же опаснее всего! Нет, вам туда нельзя! О чём только начальство думает?

– Значит, вот так, господин Котлинский? Получается, вы не хотите, чтобы мы были рядом? – весело спросила Мария, попытавшись при этом придать лицу грозный вид. – А я-то думала, у вас ко мне чувства!

– Нет, что вы… – покраснев как мальчишка, выпалил подпоручик, – я вас… да я за вас…! Просто волнуюсь очень, ведь там самый опасный участок обороны. Ведь «кайзеровцы» уже вторую неделю никаких действий не предпринимают. Видимо, что-то нехорошее замышляют.

– Вот и прекрасно, что волнуетесь, – ласково сказала Мария, взяв его под руку, – мне надо забрать кое-какие вещи из госпиталя, а затем зайти за батюшкой в церковь. Он хочет икону солдатам на передовую отвезти и молебен провести. Просил его на нашей медицинской кибитке подбросить. Давайте вместе? Вы подождёте меня, пока я соберусь?

– Конечно, – радостно ответил подпоручик, и они не спеша продолжили путь в сторону госпиталя.

* * *

Дитрих стоял на бруствере окопа с биноклем в руках и рассматривал позиции русских. Опасаться ему было нечего. Для стрелкового оружия расстояние между ними было слишком большим, а артиллеристские обстрелы с обеих сторон уже не велись больше недели. Целых полгода они топтались у этой проклятой цитадели русских. Обойти крепость возможности не было из-за окружавших её со всех сторон непроходимых болот. Артиллеристские обстрелы тоже не дали результатов, несмотря на то что за одну только неделю первого артобстрела было выпущено более двухсот тысяч снарядов. Тучи пыли, огня и дыма застилали всё видимое пространство в том месте, где находилась крепость. Это был ад! Одно сплошное зарево! Казалось, что никто и ничто не может выжить в этой ужасающей мясорубке. Но мало того, что защитники крепости выстояли, – они при этом умудрились огнём своей артиллерии повредить две «Берты», мортиры крупнейшего калибра, специально переброшенные с другого фронта для уничтожения крепости. После этого командованием было принято решение отойти на позиции, недосягаемые для вражеской артиллерии.

Полгода! Целых полгода они торчат здесь, а могли бы уже дойти до русской столицы! Дитрих так давно не был дома. А ведь там, в далёкой и спокойной Пруссии, осталась его невеста. Они так и не успели пожениться. Ну ничего, завтра всё наконец свершится. Командование, устав от бесперспективности бомбёжек и обстрелов, приняло решение провести газовую атаку. Под покровами ночи на передовую было переброшено и тщательно замаскировано тридцать газовых батарей. Несколько тысяч газовых баллонов со смесью хлора и брома. Оставалось только ждать попутного ветра.

И вот, спустя десять дней ожидания, ветер, наконец, поменял направление в сторону крепости русских, и войска получили секретный приказ: начать газовую атаку завтра утром, предварительно нанеся сокрушительный артиллерийский удар из всех орудий. У них в полку служил фельдфебель, который присутствовал при первой газовой атаке, проведённой в Бельгии под городом Ипр. Там крепость пала за несколько часов. Ужасающее, говорил, зрелище. Люди, находившиеся на открытом воздухе, вымерли почти все, остальные корчились в страшнейших муках. Всё было истреблено в радиусе пятнадцати километров. Оставшиеся в живых завидовали мёртвым.

Дитрих снова взглянул в бинокль. Ничего не ожидавшие русские солдаты, расстелив шинели прямо на земле, беспечно отдыхали. Пели песни и курили самокрутки, наслаждаясь временным затишьем. Он увидел, как со стороны основного форта подъехала кибитка с красным крестом. Из неё поочерёдно вылезли священник и молодой офицер, который помог спуститься на землю симпатичной девушке в одеянии сестры милосердия. Священник направился в сторону окопов, где расположились отдыхающие солдаты, а офицер с девушкой, держась за руки, направились в сторону небольшого холма, откуда открывался прекрасный вид на реку. Офицер снял китель и расстелил его на земле. Они присели и стали о чём-то беззаботно болтать, любуясь гладью воды. Дитрих пригляделся повнимательнее, и сердце его на мгновение сжалось. Девушка так была похожа на его Лизу! Такая же белокурая, стройная и красивая, с длинной косой. Только на лице у неё не было симпатичных веснушек, как у его невесты. Он на секунду представил, что будет завтра с этим прекрасным созданием, и озноб пробежал по коже. Глаза его непроизвольно закрылись. Как она попала сюда? Зачем? Солдаты и офицеры – это мужчины, воины. Умирать на войне – это их судьба, и тут всё просто и понятно. А она? В голове возникла мысль, ужаснувшая его: ведь это бесчеловечно – травить живых людей газом!