— Совсем... вы правы. Я предпочитаю, чтобы меня возили... или носили. Но в замке везде могут быть уши. С деньгами Эрланда каждый может информировать его обо всем...

— Так почему же вы решили, что я живу для себя? — переспросил Бен.

— А других вариантов больше нет. Либо вы одержимы идеей служения стране, либо — себе.

Тарис внимательно следил за лицом министра: тот сопел, пыхтел и обливался потом.

— Вы забыли, что я могу также служить женщине.

— Теперь вы меня принимаете за идиота.

— Почему? Все знают, что я люблю Каваду.

— Все знают. Но мы с вами понимаем, что некоторые вещи совсем не такие, какими кажутся всем. Любимую женщину не кладут в постель третьей.

— Что вы имеете в виду?

— Что вы брали ее в постель к королеве. Или королева брала ее к вам в постель... Что, в принципе, неважно. Им обоим это не нравилось.

— Это вам Кавада сказала или королева?

— Почему мне должен был сказать кто-то из них?

— Потому что больше об этом никто не знал.

— Я вас успокою, ваши женщины молчали как рыбы. Хотя... Кавада запугана до смерти.

— Я ее не пугал.

— Какое искусство — получать что хочешь без насилия, не правда ли? Лорд Даневан над ней издевался, и она его ненавидела. Вы не насильник, но она делает все, что вы хотите.

— Так кто вам сказал?

— Я сам видел.

— Вы за мной шпионили?

— Вовсе нет. Я шпионил за королевой.

 — Лично?

— Да, за королевой — лично. Я не доверяю людям, видите ли... При этом ваша игра безупречна. Вы ухитрились остаться невинным в глазах Кавады, которая предложила вам поддержать Эрланда. Заметьте, предложила! А могла бы этого не сделать...

— Весь план переворота до последней детали был разработан тем, кто выдает себя за колдуна. Ему нужен был кто-то в армии, кто бы пошел за ним. В гарнизоне Вандервилля были две значимые фигуры: я и Даневан. Мне повезло показаться более нейтральным, скажем так. Поэтому Эрланд — заметьте, вовсе не Кавада! — выбрал меня. В противном случае на арене цирка с кинжалами в глазах остался лежать Та-рис Бен, а лорд Даневан поддержал бы заговор.

— Какое искусство — казаться нейтральным, будучи любовником королевы.

— У меня много способностей, о которых мало кто догадывается.

— Даже Кавада?

— А при чем здесь она?

— Видите ли, астролог сейчас лицо, приближенное к Эрланду. Должен вам заметить, кстати, что вы плохо за ней следите.

— То есть?

— Кавада стала ученицей колдуна и его помощницей.

— Да, именно это спасло жизнь нам обоим. И после этого вы говорите, что я за ней плохо слежу?

— Браво,граф!

— Вот видите, а вы принимали меня за идиота...

— Но все знают, что она вас не любит.

— Она меня уважает. И делает то, что я хочу — без насилия с моей стороны. Меня это устраивает... на сегодняшний день.

— Да... и плачет ночами по темным углам замка.

— Вы сами видели? — Тарис резко дернул поводом.

— Да. Она явно несчастна и чувствует себя пленницей.

Поскольку граф умолк, Верон продолжал:

— И она ниже вас по рождению.

— Вы, наверное, забыли, что мне был дарован титул за отличие в боях. Я выходец из простых горожан. Моя сила и воинское умение дали мне то, что я имею сейчас.

— И ваша слава умелого любовника...

Тарис спешился и придержал лошадь министра, чтобы тот тоже мог с нее слезть. Они уже миновали последний дом со стороны города. Оба оглянулись: на дороге ни впереди, ни сзади не было ни души.

— А что, у меня она есть? Слава умелого любовника?

— Да. Я знаю, что даже королева предлагала вам стать ее мужем.

— Вы что, стояли за дверью и во время этого предложения? — голос графа нисколько не изменился, когда он это произнес.

Не изменилась и интонация ответившего Верона:

— Да, я стоял за дверью.

— Если вы действительно это слышали, тогда должны знать, что она мне предлагала стать королем не только из-за моего умения заниматься любовью.

— Я это тоже знаю...

Они беседовали, как будто речь шла об обыденных, ничего не значащих вещах — не меняя интонации, не повышая тона...

— Кто еще знает?

— Я один.

— Полноте... Если вы стояли за дверью, то кто-то мог быть у окна, под кроватью, прятаться в шкафах. Уши есть повсюду...