Вечером после своего выступления Арди брал меня в клуб – каждый раз новый: Butter, Veruka, Groovejet, Sway, Spa, Lotus.

Через несколько месяцев я начала игнорировать Cellar и ходить в клубы по собственному выбору. Каждую ночь во всех заведениях мне встречались одни и те же тусовщики. Похоже, у любого из них был такой же бардак в голове, как и у меня, если не круче. Про одного парня, которого все называли Иисусом, болтали, что он живет в ячейке склада самообслуживания в Челси. Настоящие вампиры, которые разгуливали до зари и засыпали до сумерек! Гибельно для души, зато очень полезно для кожи: никакого ультрафиолета, понимаете? Поэтому все выглядели отлично.

Особенно я сдружилась с Дарой, еще одной блондинкой со «смоки айз». Она еженощно тусовалась в клубах, хотя еще училась в школе. Про нее и ее дружка Бена, парня с взъерошенной стрижкой, незадолго до того в Vanity Fair появилась статья Нэнси Джо Сэйлз – «Бен и Дара влюблены (а остальное не важно)». Отношения у них были безумно сложные, щедро сдобренные кокаином. Они стали моими… ну, не сказать, чтоб друзьями, но вроде того.

Настоящих друзей я так и не сумела завести и очень стыдилась этого. Иногда прямо выть хотелось.

– Почему ты всегда одна? – насмешливо поинтересовался Бен однажды ночью, когда я плюхнулась за его стол в клубе Flow. – У тебя нет друзей? Где твои друзья?

Даже такое ничтожество, как Бен, сумел меня раскусить.

Что вы предложите сидящей на таблетках юной блондинке, у которой все есть? Антибиотики! После наших совместных ночных походов по клубам Арди всегда отвозил меня домой – он был мне любящим старшим братом, – но, начав ходить по клубам без него, я пустилась во все тяжкие. Знаете, как бывает в девятнадцать! Промоутеры, усаживаясь со мной на заднее сиденье такси, тут же вываливали свое «хозяйство» и сажали меня на колени, начинали покусывать мне сосок через майку или заниматься чем-нибудь равно отвратительным, а я дико стеснялась таксиста, но все равно разрешала им меня лапать. Почему? Наверное, потому что в Нью-Йорке все молодые так делают. Меня не собирались везти домой, чтобы заняться любовью, скажем так.

Одной особенно ужасной ночью я перепихнулась с незнакомцем в туалете Flow на Вэрик-стрит. Было воскресенье – «ночь хип-хопа». Она закончилась ровно в четыре часа, посетители начали расходиться; уже светало. Охранники стучались в кабинку, это было унизительно; но парень – я так и не узнала его имени – обработал меня прямо там, и я была совершенно голая. Он назвался гитаристом известной группы. Потом я поехала к нему, потому что… ну, видимо, потому что он так решил. Первое, что я начала искать взглядом, когда мы вошли, – инструменты. Но ничего не увидела. Ой-ей.

И все равно я трахалась с Негитаристом на разделочном столе у него на кухне – то есть, пока не заметила за дверной щелью чей-то глаз.

– А-а-а! – Я спрыгнула со стола. В кухню ввалился маленький вуайерист с вывороченным наружу членом. Чувак был… такой крошечный! Не карлик… просто очень низенький. Ну, в общем, это к делу не относится. Главное, что в тот момент он ожесточенно мастурбировал! Негитарист был голый, я была голая; не знаю, хотели ли они отдрючить меня на пару или еще что, только пора было сматывать удочки. Я огляделась. Где моя одежда? И телефон?

– Ты никуда не пойдешь. – Негитарист схватил меня за руку. Очень крепко схватил. Мне пришлось вырваться, подцепить свое мини-платье-трубу, куртку и туфли с пола и спасаться из этого дома бегством – мчаться вниз по лестнице и всякое такое. Телефон оказался в кармане куртки, но я оставила там свою золотистую сумочку Baby Phat со всеми деньгами, косметикой и поддельным удостоверением личности! Итак, денег у меня не было, и я не могла вызвать такси. Пришлось идти домой пешком по темным улицам без белья.

Но то были плохие парни. А попадались и хорошие. Моим любимчиком был замурзанный кокаинщик Майкл, работавший моделью в Calvin Klein. Боже, я все еще влюблена в него! У него были сальные каштановые волосы, свисавшие на лицо, очки и поношенные шмотки от Маге Jacobs. А, и еще совершенное тело. Совершенное. Господи, до чего ж он был сексапилен! И не важно, сколько он вынюхал кокса, – кожа у него неизменно оставалась мерцающее-золотистой, словно он загорал в солярии или был индейцем-полукровкой. А скулы! Ах! Майкл обладал лучшими в мире скулами – хотя разглядеть их под вышеупомянутыми сальными прядями было трудновато.

Впервые я увидела это божественное создание в дуплексе Бена в Виллидже над тарелкой «варенья». Да, «варенья»! Так хэмптонские серферы называют кокаин. Мы с Майклом нюхали «варенье», и я даже не подозревала, что он важная птица в модельном бизнесе. Он больше походил на бомжа! В тот предрассветный час, когда небо только начинало светлеть, мы с «бомжом» ушли от Бена и гуляли по городу, пока мой дурацкий нос совсем не расклеился и не залил кровью белую майку, которую я только что одолжила у Дары. Так что я волей-неволей зарулила в квартиру «бомжа» на Девятой улице, «чтобы переодеться», и осталась на четыре дня.