Шрифт:
Я целыми днями корпела над журналом в тиши своей комнаты: писала от руки заголовки, клеила текстовые блоки, а потом отдирала их, компоновала и перекомпоновывала изображения. Прошло два месяца, потом три. Через четыре месяца Alterna-Teen Retard был почти готов к выходу в свет, но все еще нуждался в доработке. Потом я взяла его собой в лагерь «Рим-Рок» и работала над ним все лето.
В сентябре, к началу десятого класса, я трудилась над Alterna-Teen Retard уже седьмой месяц. Оригинал-макет состоял из восьми страниц, которые я прятала в специальной коробке из-под ботинок Doctor Martens под письменным столом. За работой я мечтала о дне X – то бишь дне ксерокса! Планировала напечатать сто экземпляров. Издержки производства возлагались на Мими, которая всегда дарила мне на день рождения сто долларов. Ох, скорее бы…
В том же месяце я поехала к Мими на запоздалое празднование своего пятнадцатилетия. Домой вернулась в воскресенье вечером с двумястами долларов в кармане. Прошла прямо в свою комнату, чтобы спрятать деньги в коробку Doctor Martens, где лежал оригинал-макет. Я открыла коробку. Его там не было!
Не было.
– Мама! – Я ворвалась в ее комнату. – Где он?
– А? – Она сидела в своем жаккардовом кресле и смотрела сериал «Элли Макбил».
– Мой журнал!
– Твой что? – переспросила мама, не отрывая взгляда от телеэкрана.
– Журнал, который я делала! – дрожащим голосом проговорила я.
Сериал прервался на рекламу.
– Ах, это! – Мать повернулась ко мне.
– Пожалуйста, отдай!
– Там было про секс. – Ее передернуло.
– Я уберу все, что скажешь! – завопила я. – Только отдай!
Мама покачала головой. Я ощутила приближение истерики.
– Там были просто ужасные вещи о твоем папе…
– Я УБЕРУ ВСЕ, ЧТО СКАЖЕШЬ! – Мама явно была озадачена. Я считалась послушной дочерью. – ТОЛЬКО ОТДАЙ!
– Тише…
– ОТДАВАЙ! – взревела я. – ЭТО ЕДИНСТВЕННЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР! – Я ринулась к матери. Мне хотелось ее поколотить! Но вместо этого я упала на колени. – ПОЖАЛУЙСТА! – Отчаянный вопль: – ЭТО ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО ДЛЯ МЕНЯ ВАЖНО! ГДЕ ОН? ОТДАЙ!
– Кейтлин… – проговорила мама.
– Я все сделаю, – выла я. Все еще стоя на коленях, я отчаянно пыталась достучаться до нее. – Пожалуйста, мамочка! Если ты меня любишь, ты должна его отдать. Ты не понимаешь! Пожалуйста! Пожалуйста!
Сцена затянулась. Но все было напрасно. Раньше мне удавалось выпрашивать у нее «недопустимые» диски и другой конфискат. Но сегодня все было иначе. Мама с веселым любопытством наблюдала за моими корчами. И я поняла, что дело плохо.
В конце концов мама призналась, что не может вернуть журнал. Она показала его отцу, а тот его уничтожил.
– Я не знала, что он так много для тебя значит, – сказала она.
Я выскочила из ее комнаты, бросилась вниз по лестнице в комнату отдыха, находившуюся в полуподвальном этаже нашего нового дома.
– А-А-А-А! – рыдала я в диванную подушку.
Вот и все. Журнал был уничтожен. Я до сих пор вся киплю, если вы еще не поняли. И до сих пор зла на родителей. Для меня потеря журнала стала одним из переломных моментов: теперь я только терпела свою семью. Терпела Бетезду. Терпела свой дом. Терпела ужин. Терпела все. Игра окончена. У меня отняли сестру, отняли подружек. Пропал мой журнал. И определенно пропало всякое уважение и привязанность к родителям. Настало время пропадать самой.
Глава третья
Куда отправили родители девочку-подростка с СДВГ, когда в школе все пошло прахом? В концлагерь! Пардон, пардон; сомнительная шуточка. Я раз пятнадцать выкидывала ее из текста и вставляла обратно. Пусть ее наличие в финальной редакции станет предзнаменованием грядущих ошибок.
На самом деле родители отправили меня в… школу-пансион! Представляете? Настоящую школу-пансион, а не в интернат наподобие Кросс-Крик-Мэнор. Подготовительную школу для поступления в колледж, как в «Сепаратном мире». Спустя несколько недель после журнального «инцидента» – душегубства, скажем прямо, – я вошла в мамину комнату со своим гребаным планом.
– Мне нужно поговорить с тобой о чем-то очень важном, – сказала я.
Мама приглушила звук телевизора и повернулась ко мне. Она опять сидела в жаккардовом кресле.
– Ладно… – ответила она.
Я сделала глубокий вдох. Мама явно нервничала.
– Интересно, – начала я, – можно ли устроить так, чтобы я поехала в школу-пансион. – На мамином лице отразилось облегчение. – Думаю, это принесет пользу мне, моим оценкам, а также семье…
– По-моему, превосходная мысль, – сказала мама. – Я поговорю с папой.
Как легко! Я думала, придется умолять и валяться в ногах. Но мама все устроила.
Через несколько дней она позвала меня вечером в столовую. Родители сидели за столом, где с ужина еще остались испачканные кровью тарелки и ножи для стейка.
– Мы решили, что ты можешь поступить в школу-пансион, – сообщила мама. Она держалась очень серьезно.
– Правда?! – вскричала я.
– По нашему мнению, ты это заслужила, – сказал папа. – После всего, что ты пережила из-за сестры.
Вот уж точно.