А потом Лёня-банкир заснул глубоким сном. Спал и ничего не услышавший Олег — сын Зинаиды, но мы-то, трое взрослых, уже спать не могли.

В скором времени обозначилась такая полусемейная сцена: две женщины и один мужчина — на коммунальной кухне. Лариса сидит на табуретке в своём потрясающе красивом халатике, купленном ею в Венеции — мелкие красные цветочки на зелёном фоне; одна нога очень эффектно закинута за другую. И курит. Зинаида стоит рядом — и тоже в халате, и тоже в дорогом, а не дешёвом, но только в длинном и торжественном, в лиловом, а не пёстром — и готовит по случаю ночной трапезы какой-то необыкновенный кекс собственного изобретения.

И вот моя Лариса, очень смешно пародируя меня, начинает рассказывать Зинаиде про меня же, делая при этом вид, что я где-то не здесь:

— И тогда он мне сказал: или ты постигаешь латынь, или ты никогда не станешь врачом! Ну я тогда и сама призадумалась уже всерьёз: а какой же врач без латыни? И взялась после этого за ум. Ты не представляешь, Зиночка, я всегда мечтала быть гинекологом. Боже, я всегда мечтала об этом!

Зиночка при этих словах в знак согласия и понимания облизывает кончики пальцев, выпачканные в чём-то невообразимо вкусном.

Я слушаю.

— Это ведь и бабки шальные, и полезные знакомства, и почёт, и уважение, и связи, и просто — интересная работа. Кропотливая. Мужики — они ведь такие сволочи! После них у женщин всегда так много неприятностей!

Тут Зиночка усиленно кивает головою. И в это время на кухне появляется проснувшийся от всей этой болтовни Олежек — симпатичный белобрысый мальчик. Увидев то, чем занимается мама, начинает канючить сонным голосом:

— Мама, дай мне кекса! Я очень люблю, когда ты делаешь такой кекс!

— Ну какой кекс посреди ночи!

— Ну вы же едите. Почему мне нельзя?

— Мы — взрослые. А ты — ребёнок. Завтра поешь, а пока марш в свой туалет да ложись-ка спать!

— Так вот я о мужиках, — продолжает Лариса, дождавшись, когда Олег окончательно уйдёт спать в свою комнату. — Им бы, гадам, лишь бы своё сделать, а что там у женщины после них — это ведь им, паразитам, неинтересно…

— Ой, и не говори! — тяжело вздыхает Зина.

— И тогда всё спасение — только в гинекологе! А я люблю приносить людям пользу. Терпеть не могу напыщенных слов, но это — моя жизненная позиция, Зиночка, моё кредо: быть полноценным членом общества! И вот представь: на пути к этой цели стоит латынь… Это какой-то бред сумасшедшего, а не язык! А эти древние римляне — просто маньяки какие-то! Разве можно было придумать такой язык!..

Зина сочувственно кивает.

— А врачом так хочется стать. А значит, и латынь надо учить. И вот тут в моей жизни появился Павлик.

— Павлик у меня молодец, — с гордостью за меня говорит Зина.

Ларисочка делает мощную затяжку и окутывается облаком дыма.

— Молодец-то молодец, но тоже — извращенец тот ещё.

— Паша? Извращенец? Никогда не поверю!

— Я, конечно, не в ТОМ смысле. Не в обычном. В обычном смысле он — нормален. Но вместе с тем, посуди сама: разве может нормальный человек знать в совершенстве латинский язык да ещё и получать от него кайф?

— А он получает?

— Ещё как! Он обалдевает от этой своей латыни! Он, оказывается, ещё в университете проникся к ней любовью на всю оставшуюся жизнь! Любил только одну её и никогда ей не изменял!

— Кому не изменял?

— Латыни!

— Так она ж ведь не живая!

— Вот то-то же и оно! Я теперь понимаю, почему жена сбежала от него в Испанию.

— Почему?

Ларисочка глубокомысленно затягивается табачным дымом и, хотя и видит, что я нахожусь совсем недалеко и всё прекрасно слышу, говорит заговорщическим и комическим шёпотом:

— По-моему, латинский язык заменяет ему женщину. Ну а какая ж баба вытерпит измену?

— Какой ужас!

— Так что, если бы не я в его жизни…

Где-то проносились поезда — пассажирские, товарные, я их легко различал по звуку. Отрывисто гудели маневровые тепловозы и грохотали формируемые составы, которые то и дело загонялись то на один путь, то на другой, то на третий, то на четвёртый… Голоса диспетчеров перекликались над железнодорожным полотном близлежащей станции. Я тогда слушал всё это и посмеивался. Зачем с женщинами спорить? Они всё равно ничего не поймут.

Потом события развивались так: Олег проснулся утром и перед уходом в школу получил кусок маминого кекса, а Лёня-банкир в тот же день выздоровел, после чего вся эта Ларисина ценная информация была целенаправленно доведена Зинаидой до сведения своего любовника: мол, наш Павлик безумно влюблён в латынь.

И Лёня-банкир успокоился ещё больше насчёт возможной конкуренции с моей стороны. Латинист — это не настоящий мужчина. Это что-то вроде гомосексуалиста. И оставлять свою собственную женщину в одной квартире с ненастоящим мужчиной — не страшно. А даже и полезно. Что-то вроде шута, сторожа или комнатной собачки.