Банкир ничего не ответил. В ту ночь он вдруг стал импотентом и не сумел удовлетворить свою партнёршу — у него совсем ничего не получилось. Он тяжело вздыхал, охал, переворачивался с боку на бок и заснул лишь под утро.

Целую неделю банкир пребывал в ознобе. Все постельные дела прекратились, сексуальный виртуоз потерял вдруг разом всю свою высочайшую квалификацию и стал жалкою развалиной.

А тем временем часовой механизм в мине замедленного действия, подсунутой Высшими Силами, уже отстукивал последние часы и минуты…

И вот — взрыв.

Зина почувствовала вдруг что-то неладное в своём организме, обратилась к врачам и получила от них совершенно невероятный ответ: вы беременны!

Этот новый удар до основания потряс Лёнчика. Значит, всё-таки нужно жениться? Ведь порядочные люди в таких случаях женятся! В конце концов — что плохого в том, что у меня появится наследник?.. Да и постоянная, одна и та же, партнёрша — ведь это как раз и есть тот самый безопасный секс, о котором сейчас так много шумят в печати и по телевиденью, и это полезно для здоровья и, вне всякого сомнения, способствует… Но — ДВОЕ чужих детей!.. Чужой мальчишка и чужая девчонка… Да, я понимаю — девчонка живёт отдельно, и хорошо обеспечена у бабушки и отца, и ей уже семнадцать лет, и при такой красоте она очень скоро выгодно выскочит замуж, если не совсем дура, ну а мальчик — совсем не буйный, примерный мальчик, и на него исправно приходят алименты, но — как бы чего не вышло!.. Ах, как бы чего не вышло!..

Рожать или не рожать от такого гада — вот в чём был вопрос для Зинаиды.

Она долго думала и решила: буду рожать, что бы там ни было!

А если он меня бросит, то буду сама и воспитывать своего ребёнка, сделаю его человеком — порядочным и честным, не таким слизняком, как его папаша, и тогда жизнь обретёт смысл, и в ней появится хоть какое-то утешение; маленький ребёнок — это ведь совсем не то же самое, что комнатная собачка или Вася-студент… С другой стороны — Духовный Наставник сказал, что аборт — это великий грех, да и нельзя его делать — после последнего аборта, который случился восемь лет назад и имел тяжелейшие последствия; врачи тогда предупреждали: ещё раз сделаешь такое — и организм может не выдержать, помрёшь!

Леонида же Антоновича цепочка размышлений и сомнений привела совсем к другому результату: пусть не рожает! Двое чужих детей — это слишком большая ответственность, а тут ещё и третий — основной — это уж слишком!

— Ты должна сделать аборт, — заявил он.

— Но я не хочу… И это грешно… И ведь мне же нельзя — меня врачи предупреждали, что это может для меня плохо кончиться…

— Ты должна будешь обязательно, непременно — сделать аборт! — очень настойчиво и решительно повторил банкир.

И Зина выполнила его приказ. Когда она едва живая вышла из роддома, Лёня уже поджидал её с машиной и с личным шофёром. Если бы она не знала, что её кто-то ждёт, то она бы и выйти не смогла — так плохо ей было. Но Лёня ждал её — взволнованный и весь из себя предупредительный.

— Я не пойму, кому из нас делали аборт — тебе или мне, — тихим голосом пошутила она, садясь в роскошную машину.

Это был даже и не комплимент моральному облику банкира, а подхалимаж. По-собачьи преданное и заискивающее заглядывание в глаза хозяину. Ведь если бы она сейчас потеряла этого человека, то могла бы просто-напросто умереть без его помощи.

После этого она тяжело заболела и впрямь чуть не умерла. Через месяц, когда Зина более-менее пришла в себя, она вопреки всем схемам, которые уже давно заполонили её роботизированную душу, почему-то уже безо всякого раболепия взяла да и спросила Лёнчика:

— Неужели ты и в самом деле думаешь, что я прощу тебе то, как ты обошёлся со мною?

Лёнчик по своему обыкновению отмолчался, но про себя подумал примерно так: простишь, куда ж ты, дура, денешься!

Зина, которая всё это время неотрывно смотрела ему в глаза, без труда прочла эти его мыслишки. И ей стало страшно.

Ещё не оправившись как следует от болезни, она впала в состояние, близкое к паническому: куда деваться и как жить дальше? Ей отказано в чести быть женою, быть хранительницею семейного очага; ей нельзя заиметь ещё одного ребёнка, причём такого, чтоб у него был реальный отец, а не какой-нибудь призрак… А принять поганое предложение Лёнчика о дальнейшем сожительстве со встречами на сексуальной основе, а не на духовной, не любовной и не семейной — она не хотела…

К кому обратиться за советом и за помощью? Ясно к кому — к Платону Петровичу! Но Проповедник — её самый верный и бескорыстный друг, как на грех, именно сейчас порвал с сектой, разочаровавшись в ней по причине каких-то сложных и длительных духовных исканий. И обратил после этого свои взоры к православию. И уехал в страну Абхазию, где и поселился в монастыре в качестве размышляющего о смысле жизни монаха — такие примерно о нём теперь ходили слухи.

Ни письма, ни поезда, ни телефонные звонки, ни самолёты не проникали в Абхазию, которая не входила отныне в состав ни одного государства на Земном шаре и сама за самостоятельную страну никем не почиталась. Однако, просочиться в эту заблокированную со всех сторон территорию с неопределённым статусом было всё-таки возможно, но только незаконным способом — так объяснили Зине умные люди. Можно было потихоньку перейти где-то границу или кого-то подкупить из пограничников, или раздобыть фальшивые документы, массовое производство которых теперь процветало повсеместно — и в громадной России, и в малюсенькой Абхазии… Опыта в такого рода делах Зина не имела, и всё же попасть к честному и доброму человеку, который всё знает и никогда не откажет в помощи, ей очень хотелось. С другой стороны в голове у Зины ещё свежо было воспоминание о том, как она познакомилась со своим Лёнчиком — ведь это было не где-нибудь, а опять же — на черноморском побережье Кавказа. Правда, то был общедоступный Краснодарский край, а не Абхазия…