Главная мысль крутилась где-то возле берега Чёрного моря… Это такое волшебное место, где бывают неженатые мужчины и где можно встретить кого-то советующего и помогающего…

Хотя и детские воспоминания о деревенском житье-бытье в гостях у тётушки — тоже бередили душу…

И воспоминания о родной маме, живущей в Белореченске — тоже не покидали сердца…

Она снова впадала в состояние, близкое к тому, которое у неё было перед принятием смертельной дозы успокоительных таблеток. И снова, как и в тот раз, она забыла, что у неё есть обязательства перед своими двумя детьми — сыном и дочерью.

Попросив своего бывшего мужа присмотреть за их общим сыном и взяв на работе отпуск, она, никому не сказав ничего определённого, купила билет на автобус и уже через несколько часов была на востоке Ростовской области в Дубовском районе.

Тётушки уже не было в живых. Знакомый дом, в котором та когда-то жила, стоял заколоченный и мёртвый. И весь посёлок, казалось, вымер после тех опустошительных бурь, что пронеслись над страною после краха коммунизма… Хотя двоюродные братья и сёстры были живы-здоровы… Но ведь это были чужие люди, почти незнакомые…

Сознание у неё хотя и угасало, но какой-то прочный стержень удерживал её в этой жизни, не давал сломиться и заставлял принимать решения не совсем уж бессмысленные, а так даже и отдалённо напоминающие разумные.

Хотелось жить. И выжить. А как — она точно не знала. Но хотела бы узнать.

Зина вернулась в Ростов. С автовокзала перешла через площадь на вокзал железнодорожный. Выстояла нужную очередь и поехала в сторону юга. На подходе к Белореченску она приняла неожиданное для себя решение: матери я не нужна и выходить на этой жизненной остановке — нет смысла. Она договорилась с проводником, заплатив ему то, что тот потребовал, и поехала дальше. Через двенадцать часов после выезда из Ростова она уже была на берегу Чёрного моря в посёлке, входящем в состав огромного города Сочи, который, как известно, занимает площадь большую, нежели мегаполис по имени Москва.

Итак, она была в краю, куда приезжают шикарные мужчины знакомиться с шикарными женщинами и где в монастырях живут мудрые и добрые Проповедники.

День был пасмурный, в горах чёрные тучи свирепствовали дождём с громом и молниями, но здесь, у моря, ни единой капли дождя не было.

Зина весь день провела на берегу — смотрела на волны, на горизонт, несколько раз окуналась в Чёрное море и всё пыталась что-то вспомнить насчёт того, зачем она здесь…

Последнее яркое впечатление, которое было способно проникнуть в её сознание было связано со странным пионерским лагерем, расположившимся рядом с нею. Это было человек двадцать детей (все с крестиками и иконками на шеях), возглавляемых священником, человеком лет тридцати пяти, которого все мальчики называли Валерием Владимировичем, а девочки — батюшкой. С ними была ещё и пожилая женщина какого-то деревенского типа — Елена Николаевна — так её все называли, которая была, у них, видимо, чем-то вроде няньки. Священник был крепким, пышущим здоровьем мужчиной, одетым во всё штатское и самое обычное (включая плавки), за исключением старомодной соломенной шляпы.

Валерий Владимирович, казалось, ничем не выдавал своего священнического сана — шутил и смеялся, плескался в воде вместе с детьми, то изображая морское чудовище с выпученными глазами, то организуя ныряльные соревнования по какой-то сложной и весёлой системе, и только специфическое произношение и непривычный для обычного уха лексикон выдавали в нём священника. Накупавшись вдоволь, он вышел на берег, взял видеокамеру и стал снимать купающихся детей.

— Валерий Владимирович! Снимите меня, как я красиво ныряю! — закричал кто-то из мальчиков.

Валерий Владимирович снял.

— Батюшка, и меня снимите! — закричала красивая девочка по имени Маша.

— А гляньте, какая у меня медуза! Снимите меня с медузой!

— И меня!..

— И меня!..

И священник в плавках всё снимал и снимал детей на свою видеокамеру — тщательно, с безграничным терпением и любовью. Всех переснял! А потом он, повернувшись прямо к нашей героине и став спиною к морю и детям, навёл поверх Зины свою видеокамеру на горы и стал снимать и их. Зина отчётливо слышала, как он при этом наговаривал в микрофон:

— Воистину, диву даёшься, созерцая этот прекрасный и огромный Мир Божий — Дар Божий: эти горы, сложенные как будто из кусков зелёного хрусталя, эти клочья чёрного тумана, застрявшие в ущельях, и это вечное небо над нами… — и с этими словами священник поднял свою камеру ещё выше, снимая небо и облака…

Зина посмотрела туда же… А потом он положил дорогостоящий аппарат на свою одежду и, чтобы не спёрли какие-нибудь проходящие и случайные люди, заботливо прикрыл его соломенною шляпою. Вошёл в воду и снова стал играться с детьми, которые были просто без ума от его неисчислимых шуток и выдумок.