И никто бы её не убедил, если бы Лойер не уточнил:

— Бо, меня дико интересует один момент. Когда нас с Олли порежут на сырокопчёную колбасу — это ладно, но когда в Ганзе русские с дойчами снова начнут друг друга зубами рвать, так ты на тот пейзаж будешь наблюдать-таки с чашечкой чая или без?

Он не ожидал, наверное, что этот вопрос ударит её в самое больное место. За доли секунды перед её глазами пронеслись люди, судьбы, чувства. Бо хорошо помнила те страшные побоища, в которых схлестывались «Сталинград» и «Райх». «Божедомка» — церковный детский дом, в котором она выросла, стоял на самой окраине кампуса, как раз напротив разваливающейся стройки, с видом на ржавый кран и рухнувшую стену одного из недостроенных зданий. Частенько, сгрудившись тесной кучей, они всей группой, в десятки глаз глядели в окно на воодушевленные толпы идущих в одном направлении и потом панически бегущих в обратном. Она много раз видела тела, корчившиеся в лужах крови, сломанные руки, ноги, ребра. А однажды, пацаны из «божедомки» тоже по глупости ввязались в драку, их разбили, они побежали назад, во двор приюта. Противники ворвались на их плечах следом, разнесли всё к чертям, выбили окна и подожгли сарай с курицами и козой Мартой. Бо смотрела на побоище через открытое окно и до сих пор слышала, как жалобно блеяла козочка в пламени пожара, а рискнуть её спасти так никто и не решился.

Ветер с дождем хлестанул по лицу, выбив воспоминания и вернув в текущий момент. Они молча шагали по широкой мокрой асфальтированной дороге посреди чёрного страшного леса. Вдоль дороги были установлены фонари, освещающие путь, причем они были настроены так, что яркий свет бил в глаза, но за пределами дороги вообще ничего не было видно — просто стена тьмы, хоть глаз выколи. Зато из леса они были видны, как муравьи на ладони. Возможно, именно из-за этого Бо нервничала, а может, и нет. Сложно объяснить, но всю дорогу от шлагбаума, перегородившего путь с километр назад, её не отпускало чувство, будто за ними наблюдают. Прямо ощущала чужие глаза на своей спине. И Олли вон вертится, как уж на сковородке, наверное, что-то чует. Один Юсуф идет себе вперед деревянным шагом, возможно, он тоже боится, да и как тут не бояться?

Они простучали подошвами и каблуками по небольшому мостику вдоль болотца. От воды несло тиной, и Бо пришла мысль, что было бы невероятно паршиво закончить свои дни в этом месте. Проклиная себя за такое решение — попереться с ними в логово врага их полиса — она тут же обрывала себя и говорила, что не пожалеет о своём выборе. Бо решила окончательно выяснить, кто отдал приказ, и кто непосредственно исполнил* (убил) её Замеса, если это было действительно так. На этом всё. Жизненная миссия была бы полностью выполнена — так она решила. Аттал знает ответы на вопросы, значит, нужно было поехать в его логово, всё просто. А там — будь, что будет.

Конечно, своим решением она укрепила мужество Юсуфа и Англичанина, которые довольно долго ожидали на улице, пока Бо надевала чистую одежду, надеясь, что в самом худшем случае она будет гнить в земле в хороших и дорогих вещах. Сапоги на тонком каблуке, чулки, лучшее нижнее бельё, любимое чёрное платье, легкий серый плащ и широкополая тёмная летняя шляпка стали бы её последними проводниками в мир теней.

Лойера она волевым решением оставила с Оливией, чтобы было кому о ней позаботиться, в случае чего.

Сейчас, вышагивая второй километр, Бо уже сомневалась, что сделала правильный выбор, надев каблуки. А вот со шляпкой вышло очень хорошо, по крайней мере, дождик намочил ей только низ платья, в отличие от Олли, бритая голова которого была уже мокрой. Юсуф же прикрывался кепкой.

Вдруг впереди замигал огонёк. В темной непроглядной ночи леса он казался живым и радостным чудом. Настроение поднялось, и компания ускорила шаг. Шагов через двести они подошли к двухметровому забору с острыми коваными решётками сверху и остановились перед тяжёлыми железными воротами. Над ними возвышался массивный козырёк необычной формы, с толстыми прутами, направленными вниз, как зубья вилки. На самой двери был отлитый из бронзы крупный дверной молоток в форме страшной рожи, зажавшей в зубах кольцо с увесистой нашлёпкой.

Юсуф поднял было руку для удара молотком по наковальне, как услышал хрипение справа в динамике:

— Чего надо? Вы кто такие припёрлись?

— Мы к Атталу Ивановичу. Я — Юсуф.

— Да мне насрать. Чё надо, говорю?

— Мы к Атталу Ивановичу пришли…

— Он не принимает. Вертайтесь взад.

— Мы к нему по очень важному делу!

— Да хоть по какому. Валите отсюдова!

— Я из бригады Вуйчиков. Теперь ясно?

В ответ раздалось молчание. Потом из-за двери снова донесся хриплый, вроде бы уже немного другой голос:

— Ни хера себе вы с друзьями смелые. Кто с тобой?

— Со мной ещё Оливер, он из Альбиона, и Бо.

— Не понял, говори попонятней — ибо что?

— Да нет. С нами Бо — жена Замеса!

— Какого такого ещё балбеса?

— Да не балбеса, а Замеса…

— Говномеса?

Голос был явно издевательский.

— Слышь, ты, говнюк! — гневно воскликнула Бо. — Ты рот свой закрытым держи, если в голове мыслей нет! Если бы ты это сказал в лицо Замесу…

— Если бы да кабы, я вас щас сложу в гробы! — прервал её наглый голос. — Давай, зови своего балбеса, или он заболел и остался дома?

— Он был нормальным бригадным пацаном и погиб вообще-то! — поставив на место засранца, громко сказал Юсуф, глядя в железную дверь. — Долго мы тут будем стоять? Когда нас впустят?!

— Я почём знаю? — удивился голос. — Я ни у кого не спрашивал. Хочешь стоять под дверью — стой, хочешь — иди в лес, грибов порви или за шишкой на дерево слазь. Сюда тебя никто не приглашал, я к тебе не приходил, это ты сам тут нарисовался…

— Я… Мы не к тебе, а к Атталу пришли, он должен нам помочь разобраться в важном деле.