Шрифт:
— Что ты говоришь! Какой ты, блять, умный! — она облизнула пересохшие губы и упёрла руки в боки. — Да все вы за мной бегаете только потому, что вас цепляет моя непокорность и непокабелимость!
— Непоколебимость, может быть?
— Может быть. Может, и она! Пойми, я — это я! А все остальные — жалкие пародии!
— Алис, послушай, а ты сегодня много пила?
— Что ты сказал? Я? Пила? А ты тогда топор! — пошутила она, высунув язык и поморгав осоловевшими глазами.
— Алкоголя, говорю, много пила?
— Ты шутишь, что ли, со мной, мальчик? Я же при тебе пару бокалов мартини выпила всего, вон, глянь в бутылке! — указала она, поводив пальцем. — Или ты ослеп?
— А чего ты тогда такая пьяная?
— Кто пьяная, я? Да ни в жизнь!
— «Снега» не много вынюхала?
— Да пошёл ты в жопу, понял?!
— Понял, понял. — Алекс почувствовал, что его настроение портится, но постарался сгладить. — А пойдём-ка спать, дорогая? Я тебе голову поглажу.
— Хрена лысого тебе, понятно? Вы мужики — такие. Вы всегда замечаете наши маленькие недостатки, как будто у вас такие большие достоинства, что прямо держись за него двумя руками, — Алиса покачнулась, чуть не упав. — А на самом деле, чё там, а?
— Алиса, я тебя не понимаю…
— И не надо меня понимать, мальчик! Все мужики — козлы, и ты такой же. Только приехал и начал командовать — это не пей, это не нюхай! А что ты мне дал, чтобы так себя вести, а? Рублы, может быть, или бриллиантами увешал, а? Я женщина, которая любит себя такой, какая я есть. Понял? Что? Что ты, блять, делаешь? Отпусти! Берега попутал, что ли, отпусти, тебе говорят! Ты, тварь, на, получи! — отбивалась она от Алекса, пытавшегося её обнять и успокоить. Но, получив ногтями по шее и груди, он оттолкнул её, взбешённый:
— Да пошла ты на хер!
— Если и пойду, то на такой хер, который стоит хотя бы, а не как у тебя, импотент сраный!
— Вот, гамота! — в сердцах выругался Алекс и, в чём был, вылетел из квартиры, хлопнув дверью.
Вернулся он глубокой ночью, когда она уже спала, тихонько посапывая. Тогда Доктор лёг на другую сторону кровати, свернулся клубочком и крепко задумался. Мысли блуждали, ни на чём конкретно не останавливаясь, потому что эмоции не давали сконцентрироваться. Он снова ощущал себя ненужным, покинутым и одиноким, как щепка посреди океана Алекс болтался по волнам, не понимая, то ли приближается к берегу, то ли удаляется от него. Его мир сузился до этой маленькой комнатки на берегу огромного моря, и не было никого, кто бы мог вдохнуть в него жизнь, заставляя стать больше и значительнее.
*
Тут он вспомнил, как совсем ещё недавно они прогуливались с Бо по набережной Волги и со смехом спорили о чём-то интересном. Тот разговор почему-то очень ярко запечатлелся в его памяти. Он как будто перенёсся туда и даже почувствовал, как с реки вдоль набережной дул несильный, но ощутимо прохладный ветер. На Бо был легкий чёрный плащ, который очень ей шёл, а над ними горели миллиарды звёзд. Она подняла на Сашку свои внимательные тёмно-карие глаза и ответила на какую-то его реплику:
— Вселенная и должна расширяться!
— Да с чего ты взяла?!
— С того! Всё в мире или растёт, или гниет! И деревце, и вселенная. Наше тело постоянно обновляется, верно? Значит, оно растёт и перестаёт это делать только в гробу, начиная гнить. То же самое и со вселенной. Закон термодинамики, — произнесла молодая женщина после паузы. — Это второй закон термодинамики.
Алекс непонимающе поднял брови.
— Закон гласит, что в закрытой системе все стремится к энтропии, то есть к хаосу. А наша вселенная не показывает признаков увеличения хаоса, наоборот, она развивается от простых газов до тяжелых металлов, от одноклеточных до людей. Значит, она не стремится к энтропии. Значит, система открыта. А это означает только одно — она растет. Как только рост прекратится, она начнет стремиться к хаосу или гнить.
Тогда он принялся спорить с Бо, считая её логику неверной, но сейчас, лёжа в кровати рядом с любимой девушкой, Алекс почувствовал себя этим самым деревцем, которое начинает гнить.
**
— Послушай, отлезь от меня! — раздраженно начала день Алиса, когда он утром прижался к ней в полудрёме. — Вообще не подходи ко мне сегодня.
С одной стороны, было понятно, что у неё просто недостаток серотонина с дофамином, и она не может быть весёлой и дружелюбной. С другой — а не пойти ли ей уже на хер со своими закидонами? — примерно так подумал Алекс, вставая с постели. Но промолчал.
Всё утро они молча провалялись на пляже, время от времени окунаясь в волны Дунайского моря, и до полудня не перекинулась даже парой слов. Шурик — потому что был обижен, а Алисе, по всей видимости, и так было хорошо. Лишь за обедом, когда они спрятались в номере от палящего солнца и выпили полбутылки крепкой ракии с тоником, их языки развязались. Разговор начался с пустяков, а затем плавно перетёк к воспоминанию о вчерашнем вечере. Оказалось, что Алиса опять ничего не помнит. И тогда Алекс решился: