— Ну, как бы вы описали это ощущение?

Ганджарши неторопливо погладил лоб большим и указательным пальцами и произнёс.

— Однажды ты почувствуешь силу влияния твоих прошлых поступков и мыслей на то, что происходит с тобой в данный момент, и осознаешь их значимость. Надеюсь, что в этот же миг ты постигнешь самое главное — то, что настоящее точно так же меняет будущее. Это непрерывный и хаотичный процесс, который все называют по-разному. Да. Для кого-то это путь, для кого-то — поток, у всех течений и верований своя терминология.

— А как это называется у вас?

— Карма, Санди. У нас это называется карма.

**

Через день после этой памятной беседы Доктор возвращался обратно в гостиницу на берегу Дунайского моря. По дороге он много размышлял о том, что произошло с ним за последнее время и обдумывал разговор с Ганджарши, вернее то, что он из него понял. Гологоловый говорил с ним так, что у Алекса всё перемешалось в голове, и смысл доходил тяжело. Или просто он отупел в последние дни? Единственное, что стало ясно за три дня медитаций, так это то, что от Алисы нужно держаться подальше. У неё своя дорога, у него — своя. А любовь… да перетопчется, погорюет недельку-другую и забудет про неё. Что он, маленький, что ли? В общем, фронтальная кора головного мозга была настроена решительно.

Жаль, что эмоциональная лимбическая система наплевала на этот настрой с высокой колокольни, потому что сильней всего Алекс надеялся застать Алису в номере, пусть не раскаявшуюся, но хотя бы спокойную. И не под «снегом», желательно. А если она будет немножко подшофе, то это даже к лучшему. По крайней мере, можно будет сесть и спокойно поговорить, а лучше отжарить её так, чтобы вся дурь из головы вылетела. Воображая себе их бурную встречу, Алекс даже завёлся, чувствуя, как внизу живота начинается беспокойное шевеление. Воспоминания о прекрасном теле Алисы побудили в нём огонь желания… и вздорные мысли о том, что можно как-то прожить и без неё, рассыпались в прах. Переполненный возбуждением Доктор быстрым шагом добежал до номера, на ручке висела табличка «не беспокоить», он распахнул дверь, предвкушая увидеть…

Но в комнате было пусто. Алекс подскочил к шкафу, но там не было ни одной её вещи. Зато его новые штаны болтались на вешалке, распоротые ножницами во многих местах, у рубашек были отрезаны воротники, а пиджак он нашёл в унитазе в жалком состоянии и без пуговиц. Один сандаль валялся у выхода на пляж, а второй как сквозь землю провалился. В растерянных чувствах Алекс сначала не обратил внимание и только чуть позже заметил, что на зеркале на жвачку был прикреплён лист бумаги, на котором красной помадой красовались два слова: «Сам пиздуй!».

Всё опустилось. У Доктора не хватило сил даже чтобы разозлиться, поэтому он просто сел на кровать и обмяк, и только значительно позже, еле собравшись с мыслями, сложил в пакет все испорченные вещи и выбросил в мусор. Настроение было отвратное, ничего не хотелось делать, кроме как купить бутылку ракии, нажраться до потери пульса и упасть на диван без сознания. Но что-то мешало расписаться в собственной слабости. Он знал, что если напьётся сейчас, то завтра начнёт с утра опохмеляться, а к вечеру снова будет в дрова. Всё же прав был гологоловый гуру Ганджарши, когда говорил, что сегодняшний день влияет на то, каким будет день завтрашний, хотя, наверное, учитель вкладывал в это изречение немного другой смысл.

И Алекс лёг спать, хоть было ещё не очень поздно. Он долго ворочался в постели, пытаясь понять, как жить дальше. Может быть, ему следовало взять и рвануть обратно домой, в Ганзу, но не то что скупость, а какая-то врождённая рачительность заставила его принять решение дожить в своём номере несколько оставшихся дней, за которые было уплачено. В конце концов, можно съездить на экскурсию в какие-нибудь города Фракийского Берега и наконец-то почувствовать себя настоящим туристом, да и на гору с высеченным в ней Децебалом тоже было довольно любопытно посмотреть. Поэтому Алекс остался.

Хотя, если бы он знал, что сейчас происходит в Ганзе, то, скорей всего, стремглав сорвался бы с места и, подобно Ясону, помчался туда даже в одном сандалии.

**

Но Алекс вернулся только через три дня. После покупки новых брюк и рубашки у него ещё оставалось немного денег на билет и на звонок Англичанину. Договорились, что тот должен был встретить его на железнодорожной станции Ганзы. Единственное, что Доктору не понравилась, так это интонация Оливера, ему показалось, что тот говорил каким-то не своим, деревянным голосом. Впрочем, это могли быть и проблемы со связью. Махнув про себя рукой, Доктор решил не заморачиваться по пустякам, и без того проблем хватало.

Выйдя из допотопной электрички и неспешно ступив на перрон, Саша расправил плечи и огляделся. Окунувшись из тёплого воздуха Фракийского Берега в прохладу Ганзы, Доктор поёжился, но взбодрился. Наконец-то этот долбаный отпуск подошёл к концу, и можно было снова ринуться в гущу событий, закатав рукава. Настроение чуть улучшилось, когда он заметил, как к нему приближаются Англичанин и Лойер. Радушно усмехнувшись, Алекс направился к ним навстречу, крепко обнял, приветствуя и понимая, что соскучился по парням. Те похлопали его по спине, но отчего-то не осмелились посмотреть в глаза. Обмениваясь ничего не значащими фразами, обтекая встречающих и провожающих людей, троица двинулась к выходу из узловой станции. Доктор пока не стал задавать лишних вопросов, понимая, что через пару минут и так узнает причину их беспокойства.