— Я тоже на твоей стороне, не парься, — наконец улыбнулась Элис. — Но я сегодня уезжаю, поэтому…

— Уже? Так быстро? — встрепенулся Алекс.

— Так я же снова в Аквилейский ликей поступаю! Экзамены, сессии, как говорится. Нужно ехать в Аквилею, спасибо боженьке. Вот, сижу, готовлюсь.

— Ну что ж. Тогда не буду тебе мешать, ни пуха тебе ни пера, — разочарованно развел руками Алекс и хлопнул по бедрам. — Ну ладно, я пошёл. Пока, Алиса!

— Пока, Саша! — помахала она рукой, и Алекс, оборачиваясь, направился к южному крыльцу, где, разомлев на солнышке, в кресле качалке расположился сам Аттал Иванович, хозяин полиса Ахея, состоящего из семи кампусов, расположенных вокруг одноименного Ахейского узла Союзной трассы «Путь».

*

— Здравствуй, Сан Доктор, — невесело усмехнулся Аттал, сидя в солнцезащитных очках в плетеном кресле на широкой веранде возле входа в кабинет. Речь его текла медленно, как пересохший ручей меж камней. Он провёл рукой по небольшой щетине с проседью и показал на кресло подле себя. — Присаживайся, будь любезен. Как видишь, решил косточки погреть. Солнечными витаминами запастись. Скучно стало одному, вот и послал Жуйченко за тобой, — между предложениями хозяин дома делал паузы, словно отделяя фразы одну от другой. — Дабы пообщаться как добрый хозяин с гостем. А то мы с тобой, как доктор с этим, как его… которого лечат… как его?..

— С пациентом, — подсказал Алекс, усаживаясь.

— С пациентом, конечно. Кстати, — он пристроился поудобнее. — Я вот об этом и хотел поговорить — об одной, скажем так, проблеме. Видишь ли… Э-э-э… Слова стал забывать, да и язык подводит. Поведай, что со мною происходит?

— Аттал Иванович, как бы вам сказать, — терпеливо начал Алекс. — Дело в том, что у вас инсульт поразил левое полушарие мозга, отвечающее за речь. Вообще, левое полушарие поражается в несколько раз чаще, чем правое, поэтому проблемы с речью бывают у больных довольно часто.

— То есть это более-менее нормально? — медленно проговорил Аттал.

— Да, а в вашем состоянии — тем более. У вас амнестическая афазия, но мы её достаточно успешно лечим. Вы же видите, что каждый день состояние улучшается?

— Вижу, что состояние улучшается, — кивнул головой Аттал. — Медсестра хорошая. Очень терпеливая. Э-э-э… Мы с ней книжку с картинками листаем. Так я лучше вспоминаю слова. Получается, кстати. Еще она начинает говорить какую-то… эту, как её? Не слово, не словосочетание, а эта… как её? — Аттал покрутил ладонью.

— Фраза?

— Да, фразу начинает, а я продолжаю. И тоже лучше. Песни даже пели как-то, — тихонько посмеялся хозяин. — Язык тренируем: то высуну его, то в трубочку сверну. Как… э-э-э… ребенок, ей богу. Таблетки каждый день. — Тут он стал серьезным. — Никогда раньше не пил их вообще. Послушай, Саня, расскажи. Что со мною произошло?

— Ну, что могу сказать? Ишемический инсульт, — пожал плечами Доктор. — То есть тромб закупоривает кровеносный сосуд, к клеткам мозга не поступают кислород с глюкозой, и сосуды погибают. А нейроны не восстанавливаются, увы. Это значит, что человек или теряет определённые функции, например, не может ничего делать рукой, или мозг перестраивается, и тогда другие, неповреждённые нейроны, берут на себя эти функции.

— Понятно, — задумался Аттал, — нейроны. Э-э-э… таблеток-то зачем так много, раз не восстанавливаются уже? Горстями ведь пью.

— Аттал Иванович, просто у каждого препарата своё назначение. Одни препятствуют дегенеративным изменениям, другие улучшают мозговое кровообращение, третьи нормализуют метаболические процессы в нервной системе. Ноотропы, конечно, без них никак, потому что…

— В живот постоянно что-то колют, Саня. Болит уже всё, — прервав его, пожаловался хозяин.

— Так нужно, Аттал Иванович, потерпите. Это очень мощное лекарство, специальный фермент, у которого масса восстановительных свойств. Например, он не даёт разрушаться тканям, уменьшает размер повреждения и так далее. Правда, ну очень много положительных свойств. А колоть его нужно только в переднюю брюшную стенку и никак иначе. Именно этот укол вам сделал профессор Гавриловский в самом начале, и за это нужно быть ему благодарным, конечно. Если бы не его помощь, то итог мог бы оказаться гораздо плачевнее. Гораздо, Аттал Иванович. Вообще, первые шесть часов с начала течения инсульта, так называемое «терапевтическое окно» — это самое важное время для больного: если вовремя успеть сделать необходимые уколы, то это сильно поможет в дальнейшем. Вам помогло, как видите. А вы сами-то помните, как всё произошло? Первые часы. Сможете описать симптоматику?

— Помню. Хорошо помню, — кивнул хозяин. — Рассказать?

Доктор подумал и кивнул.

— Я отдыхал на дне рождения товарища…

— Микеле Морозини?

— Всё-то ты знаешь, — поморщился Аттал Иванович и не спеша продолжил, чуть понизив голос. — Да, у него. Мы с одним моим…. э-э-э… с моим коллегой туда поехали. Помню, у меня голова разболелась. Но потом приехали, выпили, вроде получше стало. Э-э-э… Много выпил, вынужден признаться. Да и шашлыка немало съел. Из-за стола пораньше ушёл. Потому что, э-э-э… какие-то провалы в памяти появились — то имя чьё-нибудь забуду, то историю начну рассказывать, и не помню продолжения. Сам над собой смеялся. Хотя не смешно, отнюдь, а досадно. Говорю им, мол, всё ребятушки, мне достаточно. И пошёл спать. Уснул махом.

Утром встал, такое ощущение в теле, представляешь… Как бы описать? Как ногу отсидел. Знаешь такое состояние? Так вот, а я как будто полтела отсидел. Встаю, кружится, всё какое-то мутное, соображаю плохо, голова трещит, будто лопнет. Думаю, это как его? Ну, это… — он пощелкал пальцами, вспоминая слово, — плохо бывает после алкоголя…

— Похмелье?

— Похмель'e, верно. И немота не проходит. Иду, а меня качает. К зеркалу подхожу, а у меня лицо перекосило, и слюна течет из губы. А я этого не чувствую! Занервничал, конечно, к ним пошёл. Ну как пошёл, побрёл еле-еле. Правая рука не поднимается, нога, как будто на ней полдня просидел, не отходит.