— Что, оберег не бережет больше? — новый рывок запрокидывает голову. Угадала, выходит. — А мне не хочется больше, чтоб беда тебя стороной обходила…

— Ты все испортила. — шипит Талар мне в лицо. — Ты меня на престол посадила, а теперь отбираешь все!

— Ты сошел с ума. — я заглядываю в полубезумные глаза — снизу вверх — в поисках ответа. — Так ведь? Не выдержала голова…и я тут ни при чем.

Пальцы разжимаются, выпуская мои волосы: лицо у Талара такое, словно он внезапно в своем сапоге ядовитую змею нашел.

— В карету сажайте. — он отворачивается от меня, кривя губы. — Да не одну, пусть кто-нибудь с ней сидит. Всегда один должен быть при ней, ясно?

Во дворе такая паника, что на меня никто и внимания не обращает. Я застреваю на пороге, поджимая босые пальцы.

— Холодно же! — я переминаюсь, оглядываясь. Ближайший воин в черном перекидывает меня через плечо — верх и низ меняются, перевернувшись — и несет почти бегом.

В карете тепло и удобно — внутри все обито темной тканью, даже скамейки, а вот небольшие окошечки в дверцах забраны частой сеткой.

На лавке напротив устраивается несший меня воин, косится на меня недоверчиво. Трижды стучит в стену — карета трогается.

Я забираюсь на лавку с ногами, разглядвая своего провожатого. Он невысок, но сложен крепко, и плечи широченные. Только вот боится он меня намного сильнее, чем я его. И страх это какой-то…неправильный.

Посидела тихо, пытаясь сложить воедино кусочки всего увиденного. Кусочки не укладывались, как ни старайся.

Карета подпрыгнула на ухабе, и я едва язык не прикусила. Казалось, мы едем все быстрее и быстрее.

— Долго ехать? — вяло поинтересовалась я, но ответа не дождалась.

Чем дальше, тем меньше мне было интересно, куда меня в очередной раз потащат, словно какой-то предмет. Моя жизнь то мчалась, как дурной конь, то едва плелась, но одно оставалось неизменным — почему-то управлял этим кто угодно, только не я.

Словно ставя заключительную точку в моих размышлениях, стенку кареты вместе с обивкой прошил клинок и застрял, покачиваясь и едва не касаясь кончика носа.

— Грааабят!!! — тишину разорвал вдохновенный визг.

Я с недоумением покосилась на полосу металла.

Воин среагировал быстрее. Миг — и я лечу между лавок, едва успев сжаться в комок.

Нет, ну кому в голову пришло грабить карету с нищей голодной ведьмой и явно небогатым воином?

…вокруг еще побегали. Потопали. Звучно покричали.

Клинок с хрустом выдернули, и все стихло.

Я напряженно вслушивалась в тишину, но улавливала только дыхание воина, не дающего мне встать. Карета не двигалась.

Пауза затягивалась.

Я уже готова была взвыть, когда черный наконец выпустил меня, прошипел "сиди тихо" и осторожно выглянул сквозь стекло. Понаблюдав с минуту, немного вытянул меч из ножен и, резким пинком распахнув дверцу, выпрыгнул наружу. Я залезла под лавку поглубже, потом, подумав немного, выползла назад. Может, это мой последний шанс на побег? С разбойниками и то проще было, чем с Таларом…

Мои мечты разбились вдребезги — перед моим носом снова замаячили черные сапоги.

Меня извлекли на свет божий и заботливо усадили обратно на лавку. Карета, поскрипывая, тронулась.

— Всех перебили? — рассеянно уточнила я, растирая ушибленное запястье. Воин в черном фыркнул.

Я медленно подняла глаза.

Это был явно не тот воин.

Кареглазый и темноволосый, грубоватый, с кривой усмешкой. Воин перехватил мой взгляд и залихватски подмигнул.

— Ой. — я мгновенно узнала того самого парня, у которого валялась в ногах с криками о белочке.

Тот насмешливо приподнял брови:

— Что, не узнаешь, ведьма?

Я насторожилась. Голос казался знакомым.

— Не узнаешь. — воин ехидно улыбнулся. — Нехорошо. А я вот до сих пор помню, как ты мне укус резала.

Я присмотрелась и беззвучно охнула. Охотник!.. Убитый чокнутым светлым охотник, смерть которого приписали мне!

–

Все оказалось просто — и очень страшно.

Никто никого не убивал. Ну и правда, зачем даже ненормальному, но влиятельному проповеднику бегать за каким-то оборотнем? Попадется, так и на шкуры пустить, а так…

— Крепко ты его взбесила. — рассказывал охотник, выуживая из кармана плотно завернутый сверток. Вытащил полосу вяленого мяса, протянул мне. — Жуй давай. В чем душа держится…

— На упрямстве. — пробормотала я и вцепилась в угощение.

Слову светлого верили, и никому в голову не пришло проверить. Да и многого ли стоило мое слово против его?

— Я отсиживался с месяц. А оказалось, меня уже схоронили. — он пожал плечами. — Совсем уж врать не стал, а так — нас с тобой вместе видели, а что дальше было, никто не знал. Не было б меня, еще чего придумал бы.