Все посмотрели в окно. Там, действительно, разворачивалась бурная деятельность. Улицы были убраны от снега, но осыпаны не крутой солью, а гранитной крошкой, отчего весь город был не скользким, а праздничным и белым. Плакат "Масленица, весна" висел поперек Невы. Даже в небе блеск появился иной, и гарь уже не раздражала ноздри. Народ кругом работал повсюду, там и тут крошился бетон, железяки гнулись, все частным образом и в общем волокли не обструганные доски, и тут же стругали их - опилки и стружки ниспадали, словно локоны. Пахло свежими огурцами, и пахло девичьими косами вымытыми, и свежим хлебом, и свежим деревом. Блондинки посветлели и посвежели, брюнетки стали еще таинственнее.

– О, Веселуха!
– простонали акционеры.
– Не уменьшай нам дивиденды! Скорее их увеличивай! У нас проклюнулся нюх!

Все дороги стали ровны и широки; а может быть, это народ не хотел ездить на своих докучливых скакунах по центру? Ходил пешком, и здоровел, и болезни уходили куда-то далеко. Веселуха стоял у окна, и небо меркло, и выглядел генеральный директор замордованным, и была в нем непримиримая дума.

– А почему, собственно, вам решать, кто чего стоит?
– спрашивал Паша Ненашев.
– Рынок решит.

– Рынок!
– всплеснул руками Веселуха в горести.
– Рынок меня скоро царем самодержавным коронует! И что мне, уши и хвост себе обрезать, как по породе положено? Или сразу харакири делать? А как мне быть с тремя вопросами: крестьянским, еврейским и рабочим?

"Я вам говорил", - хотел сказать Паша, но не сказал, ибо это слово неприятно даже в устах женщины, а уж от мужчины это слышать тем более невыносимо.

– Будьте, что ли, попроворнее, - проворчал Паша.
– Успевайте наконец за временем.

– Ты сказал глупость. Даже провокацию, - ответил Веселуха.
– Не хочу!

– Вас никто не спрашивает, - заметил Паша.
– Если у людей розовый дым в голове, не лишайте их надежд. Что-то вы сникли, директор!
– добавил он фамильярно.
– Никогда вас не думал таким увидать!

Веселуха повернулся к Паше, и менеджер с превеликим удивлением увидел, что директор вовсе не так уж подавлен.

– Как достали все!
– вскричал он, разворачиваясь.
– Чтоб вас разорвало! Сил моих нет! Ну, поднимаете волну - поеду! Не буду в ней тонуть, ждать, пока вы обратно воротитесь! Побегу впереди вас, как идиот, - а что мне еще делать? А потом все скажут: "Веселуха мошенник, вор, гад, мерзавец, сволочь, айсберг".

– Вы мастер сомнений, - сказал Паша Ненашев.
– Все поначалу кажется странным, а потом вы привыкнете.

– Я надеюсь, что к этому я никогда не привыкну, - ответил Веселуха. Как к тому, что корюшка пахнет свежими огурцами.

...тут постучалась госпожа Койотова, просунула голову и скромно сказала:

– К вам губернатор и чиновники за дальнейшими приказаниями.

– Вот, - побагровел Веселуха, - я не поклонник Ницше и не боярин, но тут слова иного не найти: холопы! Они из ангела способны тирана воспитать. Ну, иди, Паша; подобные зрелища не для твоей юной, невинной души. Не развращайся, и не учись этому, когда вырастешь, дитя мое...

Паша ушел, дивясь про себя.

Распоряжения Веселухи в последнее время все чаще касались Петербурга, его внешнего вида, его блеска не поддельного, но подлинного, и город несказанно похорошел. Также много живости придавали ему представители других рас и народов, как российских, так и зарубежных, съезжавшихся в Петербург покупать Веселухин прибор. Хотя филиалы холдинга "Амарант" открылись теперь и в других городах, все же многие считали для себя необходимым побывать в Петербурге и преисполниться его культурой.

– Чтобы мы знали, чего хотеть, - объясняли дамы из Владивостока, чтобы не хотеть чего попало.

– Мы преград не знаем!
– объявлял бойкий мужик из Костромы, держа прибор под мышкой.
– Костер, колодец и мельницу! С вьюгой распрощаемся, солнышко взойдет. Веселей!

– Чтобы сберечь то, что есть хорошего, и избавиться от плохого, застенчиво переводили красивую китаянку.
– И поскорее!

Паша Ненашев, и в особенности Алиса вскоре заметили, что покупатели считают прибор, Веселуху и их фирму источником не только материального и душевного комфорта, но и некоторой позитивной идеологии, которая от них, потребителей, в свою очередь чего-то требовала.

– Теперь придется за город переехать, - рассуждал один, - у нас денег-то немного, ну ничего, квартиру продадим, поработаем получше...

– Вот, купил, теперь учиться пойду, - говорил неученый парень.

И голос провинциальной учительницы из Белоруссии:

– Я счастлива...

Что-то было во всем этом таинственное и не очень веселое. Тайны не бывают вообще слишком веселыми, хотя бы потому, что для их разгадки нужно быть серьезным. Нужно управлять задачей. Этого никто не мог по причинам вполне объяснимым.