– Забей, – буркнул я, присаживаясь на корточки рядом с бледным, как бумага, парнем, – Что случилось?

– Какой-то тип начал палить по нам, – коротко ответил Бекеле, и это не объяснило ровным счетом ничего.

– Мне нужна вода и чистые тряпки, – скомандовал я, – Надо остановить кровь, но у меня нет инструментов, чтобы проверить, где пуля.

– Минуту, – Бекеле вышел и вернулся с двумя полотенцами, черной футболкой и тазом воды, – Пойдет? – я кивнул.

Парни топтались рядом.

– Я не умру?

– Без понятия, – прозвучало жестко, но он должен был знать, чем может закончиться его жизнь, если он продолжит в том же духе.

Я метнулся на кухню, которая скрывалась за ширмой. Все было завалено пакетами дешевой еды, и банками из-под пива. Настольная газовая плита заросла жиром и пылью. На дверцу холодильника кто-то налепил веселые магнитики. Рядом с чайником банка растворимого кофе. В грязной раковине бритвенный станок.

Я стал рыться в шкафчиках в поиске чего-нибудь погорячее. Бутылка виски стояла в мойке. Я схватил ее, и заметил пакетик с белым порошком, он лежал рядом с отбеливателем.

В голове зашумело от злости. С грохотом, я закрыл дверцу, и вернулся обратно. Быстро вымыл руки и ополоснул их дешевым виски.

– Что ты собрался делать? – Бекеле оказался рядом со мной, и у меня возникло желание отодвинуться от него.

– Нужно проверить, где пуля, – отрывисто бросил я, – Держи его, – Бекеле навалился на бедолагу, и я пальцами залез в рану, почувствовав теплую влажную кровь, вытекающую наружу.

Парень заметался от боли, с его губ сорвался протяжный стон, и он стал врываться.

– Держи его крепче! – рявкнул я, мои пальцы коснулись твердой поверхности пули, застрявшей в мягких тканях, – Повезло, что пуля неглубоко зашла, иначе он бы уже умер, – с облегчением проговорил я, доставая ее наружу и бросая в кружку.

Я обработал края раны. В гараже стоял стойкий запах алкоголя и крови. Парни с бледными лицами следили за мной. Я наложил тугую повязку, и встал на ноги.

– Это все, что я могу сделать, но ему нужно наложить швы, – я вытер покрывшийся испариной лоб, – На два слова, Бекеле.

Мы вышли на улицу. Луна поднялась над городом, и напоминала обгрызенный с одной стороны кусок сыра. Дул прохладный ветер. Я весь вспотел, и теперь мерз в легком свитере.

– Не хочешь выпить? – Бекеле протянул мне банку пива, но я покачал головой, – Как хочешь,– он одним глотком осушил ее, и вытер губы.

– Ты ведь не занимаешься наркотой? – я не смотрел на него, потому что и так знал ответ.

Бекеле пожал плечами.

– Судишь меня?

Я не был тем человеком, которым мог раздавать советы, и тем, кого он послушает, поэтому просто молчал.

Я всегда молчал. Так было проще.

– Не парься с ответом, по глазам вижу, – усмехнулся он, – Всем посрать, что происходит за дверями чужих домов, пока не случается какая-нибудь херня, и тайна не просачивается наружу, чтобы на несколько дней украсить колонки газет, – Бекеле невесело взглянул на меня, – Раньше ты меня понимал…

Постепенно в голове не остается ни одной мысли, кроме, как о боли. Она пульсирует внутри, и разливается то жаром, то холодом. Теплая кровь продолжает вытекать из раны, хотя я и наложил некое подобие жгута.

Пытаюсь поменять положение, но меня прошибает пот, и я оставляю эти попытки. Мне хочется пить, и я думаю, что мне стоит сходить к реке. Но почти сразу отметаю эту идею, вряд ли я способен сделать хотя бы еще пару шагов.

Сейчас, меня больше всего беспокоит кровь, запах которой наверняка привлечет к себе хищников.

Все последующие ночи и дни сливаются в одно.

Уже полдень, и солнце светит высоко. Становится нестерпимо жарко. Или это у меня жар. Я не знаю. Нужно идти дальше.

С трудом выбираюсь из своего укрытия, и глаза простреливает боль. Жду, пока они привыкнут к свету, и осматриваю рану.

Выглядит она скверно. Края опухли и покраснели. Меня бьет озноб. Не нужно быть квалифицированным доктором, чтобы понять.

В таких условиях инфекция убьет меня за считанные дни.

Пытаюсь очистить рану куском влажной ткани, но все мои усилия тщетны. Опять заматываю ее рубашкой.

Бреду дальше, но через несколько часов я прижимаюсь спиной к стволу сосны. Желудок выворачивается наизнанку, и меня рвет. Все тело горит в лихорадке и кажется, я разваливаюсь на части.