Голос гейши оказался звонким и нежным. Она исполнила пару песен под аккомпанемент сямисэна, после которых получила несколько восторженных отзывов от мужчин (в первую очередь, японцев) и довольная собой вернулась на место.

— Тогда, может, Мидори-сан станцует нам? Для этого вам не придется напрягать голос, — эти слова Наумова убили Настю наповал. Она готова была растерзать его прямо здесь на месте. Как он мог так подставить ее?! Тем более он прекрасно знал, что Настя никогда не была сильна ни в каких танцах.

Девушка кинула несколько гневных взглядов на Наумова и решительно поднялась. Он хочет посмеяться над ней? Ну что ж, пусть будет так…

Однако буквально через несколько шагов Настин пыл резко поугас, и отчаянье вновь овладела ею. И тут в ее голове возникла безумная мысль: а что, если упасть в обморок, прямо здесь, на месте? В данную секунду эта идея ей показалась вполне сносной для спасения ситуации, и она незамедлительно привела ее в исполнение. Схватившись за виски, Настя театрально охнула и рухнула на пол. К счастью, приземлилась она достаточно удачно, едва ударившись локтем. И замерла на месте, боясь шелохнуться раньше времени.

Она не видела, кто первый кинулся к ней, но через считанные мгновенья вокруг нее уже суетились люди. Чья-то ладонь начала осторожно похлопывать ее по щеке, кто-то параллельно схватил ее запястье и начал считать пульс. Настя почти была уверена, что это Наумов. Где-то послышались крики с просьбой позвать врача. Потом Настю подняли на руки и куда-то понесли. Оказалось, в другую комнату, где ее уложили на кушетку. Еще некоторое время вокруг слышались взволнованные голоса, а потом все затихло.

Вдруг совсем рядом раздался обеспокоенный голос Наумова:

— Ничего не понимаю, пульс абсолютно нормальный. Может, та дрянь индейская еще до конца не вышла?..

— Возможно, — проговорил Максим, тут же тихо позвав ее по имени: — Настя… — и девушка вновь ощутила легкие похлопывания по щекам. Эти прикосновения вызвали в ней целую гамму чувств, и она с минуту просто наслаждалась ими, забыв обо всем на свете.

Однако обморок начал затягиваться, и Настя решила, что пора возвращаться в сознание. Она сделала глубокий вдох и открыла глаза.

В комнате кроме Наумова и Максима никого не оказалось.

— Ну, наконец-то, — облегченно выдохнул Наумов, а Максим, чуть улыбнувшись, поинтересовался:

— Ты в порядке?

— Интересно, каким это образом двух мужчин оставили наедине с гейшей? — вместо ответа, язвительно спросила Настя и приподнялась на локтях.

— Значит, в порядке, — не удержался от ухмылки Максим и сложил руки на груди.

— По-моему, это чистая случайность. Сейчас прибегут, — ответил тем временем Насте Наумов.

В подтверждение его слов за дверью снова послышался шум и голоса.

— Когда все это закончится, я тебя задушу, Юра, — поспешно пригрозила ему Настя и вновь откинулась на кушетку, прикрыв глаза.

Пришла хозяйка чайного дома с врачом и недовольным голосом попросила присутствующих мужчин удалиться.

Седовласый доктор долго осматривал Настю, слушал ее дыхание и рассматривал радужки глаз. Потом он стал задавать вопросы, один из которых относился времени последнего приема пищи.

— Я не ела со вчерашнего дня, — ответила ему Настя. И это было чистая правда. Вчера вечером, когда у нее спала температура, она поела немного мясного бульона и кусок вареной курицы. Сегодня же она попыталась утром съесть немного риса, но была настолько взволнована, что не проглотить и зернышка. А во время ужина гейшам не разрешалось есть вместе с гостями, разве что только пить чай.

Доктор, нахмурившись, покачал головой и что-то пробормотал себе под нос, после чего раскланялся и вышел.

Через несколько минут явилась пожилая служанка с рисовой лепешкой и каким-то сладким травяным напитком. Когда Настя поела, служанка проводила ее до двери, где девушку уже ждала повозка с рикшей. Проходя мимо чайного зала, сквозь небольшую щель в дверях она видела, с каким довольным видом развлекает гостей, в том числе и ее приятелей, оставшаяся там Фумико.

В окейе девушку встретила разгневанная Харука.

— Как ты смела так опозорить меня и мою окейю? — с порога взорвалась она. — Мне уже донесли, что ты упала в обморок, а после заявила, что тебя здесь морят голодом! Это немыслимо!