Я всё ждала, когда секреты измельчают, а камень затопят паводки.

Женьку Скворцова, тем не менее, тащили на каждое собрание всеми правдами и неправдами. Женька не раз высказывал свою несостоятельность по части секретов, но его продолжали тащить туда. И приглашения эти поступали от девочек.

Всегда ровный ко всем, немного отстраненный, живущий, как и брат, на два дома – то у мамы, то у папы, он считался самым положительным героем двора, но самым недосягаемым. Не было человека, который с большей готовностью отремонтирует велосипед, чем Женька, или поможет дотащить тяжелую сумку, но никто не мог знать за него ни один ответ в девичьих анкетах* и сказать, чем живет этот мальчик. Были ли у него проблемы, были ли у него пристрастия, как, например, моё пристрастие к плавленым сыркам или рисованию пеной стеклоочистителя на окнах. Казалось, он сошел со страниц комиксов, где герои только и делают, что спасают велосипеды и переводят бабушек через дорогу.

Но не анкеты интересовали«невест». Каждый раз они ждали, не скажет ли Женька чего о том, кто ему нравится из девочек. Он не говорил. Он рассказывал только, что мама бросила папу, что они с братом не ночевали дома, и говорилось это как бы невзначай. Девчонки кивали, мол, секрет засчитан, но отходили от камня с обманутыми надеждами. И самое тягостное ожидание испытывала Настя, наша заводила, которая не раз называла Женю «женихом», и готова была «дать втык» каждому, кто посмеет опротестовать это, потому что он научил ее плавать и уже два раза чинил велосипед. От Женьки никаких признаний не поступало, хоть ты убей.

Но однажды что-то случилось.

Он заговорил. Вернее, он проговорился. Просто за обычными хлопотами у костра Женя сказал: «Жалко, здесь нет Дашки». И, наверное, то же самое сказал мой верный товарищ Паша, тот самый второгодник, который считал меня очень умной (Пашке много ли надо – два раза потолковали о молекулах и атомах). Тогда другие мальчики нашего двора тоже спросили, почему здесь никогда нет Дашки, странно. И некоторые сказали, что если бы не Костя, который следует за мной как хвост, то любой предложил бы мне дружбу. Другие подхватили беседу словами о том, что у меня есть «что-то такое в характере». Третьи сказали, что у меня есть «что-то такое в лице». А им, наверное, просто нравилось, что я не хожу на Королевский камень, и при желании каждый из них в моих глазах имел шанс выглядеть хорошим.

Что еще сказал им Женя, я до сих пор не знаю. Но тем же вечером я стала наблюдать какую-то пристальную атмосферу во дворе. Настя угрюмо смотрела на Пашку. Пашка виновато – на Настю. Все парни наперебой мерялись при мне разными качествами и оказывали мелкие услуги. Дарили подарки. Костя закинул мне в форточку сникерс и записку. Жени не было видно во дворе долго, а Настя перестала со мной разговаривать, и почти все девочки перестали со мной разговаривать. Когда я пыталась пойти на контакт, она отвечала: «Отвали, у меня плохое настроение».

Но долго так продолжаться не могло. И в одном из самых мрачных уголков двора под раскидистой лиственницей Настя выкрикнула мне в лицо: «Получается, Даша, что ты всем пацанам нравишься! Всем!». Я ответила, что со мной дружат только Пашка и Костя.

«Если бы это были только Пашка и Костя, то я бы не хотела застать тебя здесь и начистить твое мерзкое рыло!» – Настю словно прорвало. Она, главная бдительница традиций секретности, в один миг заложила всех вместе с их секретами. «Лёха обоссался, когда рыбу ловил на водохранилище…Молчанов своровал денег у пьяного отца, чтобы всех жвачкой угощать, а тот на собутыльников подумал… Горбачков знаешь что…Эдик…Пашка…Шумилов…Михайленки…». Список оказался длинным.

А еще «Всем… всем…нравишься всем», – вспоминаю я. Мог ли Женя оказаться в числе«всех», о которых с расширенными зрачками шипела девчонка Настя? Настюха была заводилой, она часто обобщала вещи, а я многоедодумывала и накручивала. Но если Настя и правда имела в виду всех, то значит и она имела в виду и Женю.

«Да, я помню королевский камень. Какая лихая всё-таки была задумка», – отвечаю я, смотря на Женю смеющимися глазами.

«Один из наших случайно разболтал, что влюбился в тебя. А тебе самой не сказал», – и он улыбнулся немного застенчивой улыбкой. Зря Ксю говорит, что все его улыбки это ухмылки. Вот он, не прикрытый бронёй, улыбается.

В следующий момент прозвенел будильник.

Чёрт. Чёрт! Ко мне не приходил никакой Женя, он не звонил в дверь, не разговаривал, снежинки не падали с челки. И по закону физики они и не могли падать, а могли только таять и капать в таких квартирах с гигантскими масляными обогревателями, как наша. Эти правильные падающие снежинки должны были меня сразу насторожить. И вообще никакой новой юбки у меня нет.

Женя со времени приезда ни разу не заговорил со мной, а до отъезда мы очень мало общались, но и это было два года назад, а сейчас я опаздываю в школу! Первым уроком идет алгебра с извлечением длинной череды степеней из-под корня числа и решением хитроватого уравнения между этими степенями. Добро пожаловать в реальность.

По дороге в школу Королевский Камень (название-то какое нелепое) не выходит у меня из головы. Детская игра, как игра в казаки-разбойники, в испорченный телефон, как все эти «аджи» и «пали-стукали», Королевский камень забылся к концу лета. Он уступил место более взрослым развлечениям моих товарищей, а секреты, даже самые страшные, через год казались смешными или очевидными. Вот так два года назад я побывала «разлучницей» и забыла рассказатьоб этом Ксюше.

Но если нечто подобное Женя тогда сказал, оно должно было остаться в его воспоминаниях, как имя, как положительный образ. Я согласна на то, чтобы воспоминания обо мне из детства сохранились у него хоть в свернутом, немыслимо архивированном виде. Я готова быть не только «той самой», и «девочкой, в которую мои друзья влюбились», но и просто «девочкой из соседнего дома», и даже «знакомым лицом». Взгляды по четвергам могут ничего не значить, а воспоминания значат.