— Следить за домом. Никого не впускать, за мной не следовать, — последнее подчеркнула голосом и, увидев короткий кивок, вступила на каменную плитку. В нескольких шагах от меня беспокойно плыла толпа. Я подняла глаза наверх, проверяя свои догадки: на скошенных крышах действительно прятались стрелки-одиночки с двухметровыми луками.

Ход процессии был понятен: к главной площади, на которой смогут уместиться все городские. Потому что каждый должен видеть и слышать могущество Империи и слабость предателей.

Я не могла слышать с такого расстояния звон цепей, но слышала. Потому что в толпе почти не было голосов. Это не то же самое, что казнь воришки или убийцы, сегодня эти люди похоронят близких. Вернее, то, что от них останется.

Я не питала иллюзий: у осужденных — вырванных из толпы, когда как настоящие беззаконники наверняка успели сбежать — точно были семьи и, если они еще живы, то идут где-то здесь. В этой толпе. Внутри все сковывало от этого чувства, охватившего всех и каждого, кого я могла разглядеть вокруг себя. Думаю, им хватило бы секунды, чтобы убить меня, если бы они только узнали, кто я. Но сейчас я была неотделимой частью этой толпы и тоже чувствовала их боль.

Никто не толкался и не толпился. Люди, бедно одетые и все до одного худые, медленно и все так же молча выливались на большую квадратную площадь с наскоро сколоченным возвышением по центру. По периметру выстроились городские стражи, вооруженные копьями и прямоугольными щитами. Их черная форма резко выделялась на фоне песочных зданий, доспехи отражали солнечные лучи.

Заключенных повели на эшафот, и издали я увидела их сломленные фигурки, ничтожные и такие незначительные рядом с властным и довольным куратором. Он поднял руки, и на площади воцарилась по-настоящему страшная тишина. Стоящая рядом со мной молодая женщина молча плакала и обнимала себя испачканными пылью руками. Мне не хватило храбрости обернуться и встретиться с глазами других. Нет, я смотрела только вперед, глядя на то, как ближе к смертникам выкатывают массивные железные приспособления. На каждого по одному. Они были похожи на вертикальную дыбу, только работали по другому принципу: с каждым оборотом тело приговоренного должно было сильнее растянуться и приникнуть к тупым железным иглам. Медленная кровопотеря, мучительная смерть.

По толпе разнесся рокот, но никто не сделал и шага. Не крикнул, поддаваясь эмоциям. Появилось чувство, будто вокруг меня стоят живые мертвецы.

— Эти пять осужденных предали Империю и каждого из вас, укрывая еду и оружие, принадлежащие городу, — куратор заговорил, и даже издалека я без сомнений слышала каждое его слово. — При попытке побега ими были убиты граждане и солдаты Империи! Именем Его Императорского Величества Ясона Витирииса! За связь с ополчением я приговариваю осужденных к смерти. Приговор будет приведен в исполнение сейчас. Да будет с нами справедливость и сила Природы!!!

Раньше последнее предложение скандировала и толпа, когда-то ведь эти слова звучали действительно ради благой цели. Но я этих времен не застала. Теперь ответом куратору была только тишина.

И вот на эшафот поднялись палачи, прячущие лица под черными масками. Казнь началась.

Первый стон был почти не слышен, но потом звуки становились все громче. Невыносимые, уничтожающие тем отчаянием, которое нельзя было не заметить или проигнорировать. Агонией. Многие отворачивались и прятали в руках лица. Я не имела права последовать их примеру. Я должна смотреть и видеть все, чему не помешала. Должна знать, что эти люди умрут сегодня потому, что я отказалась им помочь. Добровольно сделала такой выбор, отринув голос задушенной совести.

Я всматривалась и всматривалась в их искаженные болью лица и старалась запомнить, кто именно будет ждать меня в аду.

Теперь кровь на моих руках добралась до плеч.

***

Я шла обходными путями, стараясь на как можно более долгий срок оттянуть возвращение в трактир. Решение выйти было необоснованным: не следовало оставлять Темного — особенно после всего услышанного и увиденного — без должной охраны и моей личной опеки, но, несмотря ни на что, сейчас мне нужно было находиться здесь. Идти по этой грязной пустынной улице мелкого измотанного Нордона, где между стертыми плитками к прокопанным желобам текли человеческие отходы. Я поднимала глаза и натыкалась на закрытые окна, стянутые к стенам тенты и навесы, брошенные коробки с подгнившими фруктами и разводы крови, которые можно было заметить, если знать, куда смотреть.

Если бы ополчение — настоящее ополчение, в рядах которого были и Светлые, и Темные, — укрыло здесь свой лагерь, казнь никогда бы не состоялась. Стрелы — ничто против Природы, а мятежники в недалеком прошлом ясно показали, на что она способна в гневе. Именно после тех предупредительных ответных действий Император поручил мне и другим доверенным лицам как можно быстрее найти Темных. Найти, привезти, сломать, чтобы использовать их способности в своих интересах и восстановить потерянный баланс. Потому что Светлая сила не была сильнее, и это бесполезно доказывать, когда речь идет о назревающей гражданской войне. Что значит призыв дождя и рост урожая перед способностью расщеплять оружие и заживлять любые раны? Ничто. И Его Величество знает об этом. Добавить к сложившейся проблеме ослабление и без того хрупкой связи Императора и его патрициев с Природой, и можно ставить на них крест. Только тогда придется рисовать его не только на правящей верхушке и не только чернилами.

За низкими каменными зданиями показалась бледно-оранжевая крыша трактира. Удивительно, я обошла почти весь город, и до сих пор не увидела ни души — что городских, что стражи, — будто сама была призраком. И охранять здесь было некого и нечего. Разве что тюрьму, но она в другой части города, и проходить под ее тенью сейчас у меня навряд ли хватило бы сил.

— Кто идет? — совершенно глупый вопрос, заданный за моей спиной на полном серьезе, заставил замереть. С трудом я остановила руку от движения к кинжалу: на мне простая одежда, так что пусть незнакомец считает меня безоружной.